Эркман-Шатриан - Дьявольский эликсир (сборник)
Миссис Дюмареск, памятуя о своем дипломатическом воспитании, приняла вид столь серьезный, что и ребенок догадался бы: что-то не ладно. Августа Семафор пробормотала:
– Как ужасно!
Она одна ничего не поняла. Прюденс сердито посмотрела на мистера Лоримера.
– Э-э, что такое? — промямлил майор Джонс.
Но тут миссис Уилькокс встала, и по ее сигналу дамы выплыли из комнаты, оставив мужчин курить сигары и сплетничать.
II
Вечер в пансионе и важное письмо
У всех пансионов есть одна общая черта: они сближают людей, ничем не связанных между собой. Дом номер 37 на Биконсфильд в Южном Кенсингтоне не был исключением. По большей части его населяли женщины — вдовы и дочери людей, имевших какую-нибудь профессию. Там также проживало несколько бездетных супругов и несколько — впрочем, очень немного — холостяков — или старых, или необычайно молодых. Некоторые жильцы были со связями, некоторые с состоянием, но все необыкновенно скучны, и лишь немногие благочестивы. Почти все постояльцы втайне ставили себя выше других. Они являлись своеобразным образцом британского филистерства и наглядно демонстрировали низкий интеллектуальный уровень рядового обывателя.
За неимением занятий и каких-либо интересов жильцы с удовольствием предавались обсуждению друг друга: мужчины толпились в курительной комнате, дамы собирались в гостиной. Между этими группами был вооруженный нейтралитет. Тот или та, кто отваживался вторгнуться во владения противника, считались или дерзкими, или невоспитанными. Все вместе, тридцать пять человек, собирались только за обедом, соседей за столом определял случай.
Девушки, проживавшие в этом доме, проводили время невесело. Бедняжки! У них не было ни поклонников, ни интересов, ни общества, ни будущего, ни доходов, нуждавшихся в управлении. Когда они переставали быть новоприбывшими, мужчины, не годившиеся, впрочем, в женихи, начинали обходить их вниманием. К девушкам относились с небрежностью более обидной, чем нелюбезность, и тонко давали понять, что они не могут рассчитывать на то обращение, которое выпало бы на их долю, если бы они жили у себя дома, с родными. Более пожилые дамы, в особенности мисс Августа Семафор, очень строго смотрели за приличиями.
Иногда какая-нибудь бойкая вдова или разбитная девушка на время нарушала скучное однообразие. Тогда кружились головы, устраивались танцы, игры с фантами. Но такие блестящие метеоры быстро пропадали с небосклона: их пребывание в пансионе обычно заканчивалось каким-нибудь неприятным эпизодом, после которого их просили удалиться. И следующие за тем скучные дни становилась еще заметнее.
В самой тихой домашней обстановке не бывает однообразия равного тому, что порой водворяется в пансионах. Может быть, дома никто и не ожидает ничего особенного, но, когда живешь с посторонними людьми, чувствуешь какое-то беспокойство, кажется, будто что-то должно произойти. Нередко случаются периоды уныния, затягивающиеся порой на несколько месяцев, и тогда жизнь кажется пустой. В такие времена попытки найти какое-нибудь развлечение оказываются тщетными, все предложения встречают холодный прием, так что активисты в отчаянии отказываются от своих затей.
Дом номер 37 в настоящее время переживал именно такой период. Темы для разговоров, как уже было сказано выше, иссякли и за неимением какого-нибудь частного или общественного интереса заменились случайным обменом банальностей. Смелый флирт со стороны какой-нибудь молодой дамы или кровавое судебное дело заинтересовали бы всех, в особенности флирт, развитие которого все жильцы стали бы наблюдать и комментировать.
Свободные от всяких хозяйственных обязанностей леди, как упрямо называла их миссис Уилькокс, проводили однообразные дни в посещении лавок, чтении романов и отдыхе. Они какое-то время дружили, но потом непременно ссорились. Как правило, они разделялись на две партии — бранивших хозяйку и не бранивших ее.
Гостиная, где они собирались по вечерам, была великолепна. Брюссельский ковер, солид— ные бархатные кресла красного цвета, которым предстояло много чего пережить, зеркала в золоченых рамах придавали комнате вид эпохи начала царствования королевы Виктории. Ничего хрупкого не было в этом салоне по той причине, что в пансионах часто что-то разбивают и никто не признает своей вины.
В тот вечер дамы, как обычно, принесли корзинки с рукоделием, газеты и романы, и все общество погрузилось в свои занятия. Все разговоры истощились, однако две-три собеседницы все еще пытались нарушать тишину, поддерживая тихий ручеек вежливых вопросов.
– Какое милое вязанье! Как это вы делаете?
– О, это новое point[4]. Я только что его разучила.
– Вы выходили сегодня?
– Нет, я прилегла и немного вздремнула. А вы?
– Я ходила на Гай-стрит за шерстью.
Вечеру, о котором идет речь, не менее скучному, чем обычно, предстояло закончиться не совсем мирно. Причиной тревоги стала собачка мисс Семафор — пресердитый зверек непонятной породы по кличке Туту. Она была стара, жирна и страдала одышкой, а ее коричневая шерсть уже начинала седеть. Туту причиняла пансиону больше неприятностей, чем все его прочие обитатели. Если в ссорах между мужчинами «cherchez la femme»[5] — совет мудрый, то в ссорах между праздными женщинами, живущими в пансионе, весьма часто приходится отыскивать собаку. Сегодня, к своему великому несчастью, одна девушка, мисс Бельчер, наступила на хвост Туту. По правде сказать, не наступить ему на хвост было трудно, ибо он имел невыносимую манеру всюду путаться под ногами. Мисс Бельчер, очень милая, кроткая девица, подскочила как подстреленная.
– Ах, что я наделала! — воскликнула она. — Песик, милый песик, тебе больно?
И, опустившись на колени, девушка начала нежно утешать Туту. На самом деле ему вовсе не было больно, но визжал он отчаянно. Казалось, ему просто приятно подводить людей под монастырь. В одно мгновение мисс Семафор, красная и сердитая, смерив сконфуженную мисс Бельчер убийственным взглядом, подобрала с пола своего фаворита и унесла его в свой угол. У всякого обитателя пансиона было специальное кресло или любимый уголок, который кому-либо другому не следовало занимать ни при каких условиях.
– Я, право, нечаянно, — пробормотала мисс Бельчер, — я не заметила Туту.
– У некоторых людей, — возразила мисс Семафор, — нет глаз. Очень забавно мучить безответных животных, не правда ли, моя прелесть?
И она не то поцеловала, не то клюнула Туту в кончик носа. Все присутствующее бросили свои занятия и внимательно слушали.
