Агата Кристи - Кони Диомеда
— А миссис Ларкин? — спросил Пуаро. — Что она собой представляет?
— Миссис Ларкин? — переспросила леди Кармайкл. — Да разве можно сегодня сказать что-либо определенное о ком-нибудь? Я знаю только, что она хорошо ездит верхом и, помимо всего прочего, очень богата. Ее муж был какой-то величиной в городе и умер естественной смертью. Миссис Ларкин живет здесь недавно, переехала сюда вскоре после того, как здесь поселилась семья Грантов. Я всегда думала, что она…
Леди Кармайкл вдруг замолчала, рот ее открылся, глаза заблестели. Наклонившись вперед, она стукнула Пуаро по колену ножом для разрезания бумаг, который держала в руке.
— Господи! — воскликнула она в возбуждении. — Так вот почему вы приехали сюда. Вы — бессовестное чудовище! И вы молчите! Сейчас же расскажите мне обо всем.
— О чем? — изумился Пуаро. — О чем я должен вам рассказать?
Леди Кармайкл собиралась еще раз ударить Пуаро тем же ножом для разрезания бумаг по другому колену, но ему удалось увернуться.
— Не будьте таким скрытным, господин Пуаро, — возбужденно продолжала леди Кармайкл. — Я ведь вижу во вашим дрожащим усам, что вы от меня что-то скрываете. Конечно же вас привело сюда какое-то преступление, и вы бессовестно меня обманываете. Минуточку, дайте мне сообразить. Может, это убийство? Так-так… Кто у нас недавно умер? Только старушка Луиза Гилмор, а ей было восемьдесят пять лет, и она умерла от водянки, которой страдала много лет. С ней все в порядке. Бедный Лео Ставертон сломал себе шею на охоте, сейчас он лежит в гипсе, с ним тоже все нормально. Скорее всего, это не убийство. Какая жалость, я не помню ни о каких похищениях драгоценностей… А может быть, господин Пуаро, вы выслеживаете преступника, и ничего мне не говорите?.. Нет, не похоже… А-а-а… Вас, наверное, интересует Берилла Ларкин? Неужели она и вправду отравила своего мужа?.. Может быть, ее мучают угрызения совести, и она поэтому стала такой рассеянной?..
— Мадам! — воскликнул Пуаро. — Мадам!.. Вы заходите слишком далеко.
— Чепуха! — отмахнулась от него леди Кармайкл. — Что вы задумали, господин Пуаро? Признавайтесь!
— Вы знакомы с классикой, мадам? — спросил Пуаро.
— При чем тут классика? — возмутилась собеседница.
— А вот при чем, — сказал Пуаро. — Я следую примеру моего великого предшественника Геракла. Одним из его подвигов было приручение диких лошадей царя Диомеда.
— Лошадей?.. Вы хотите сказать мне, — съязвила леди Кармайкл, — что вы приехали сюда тренировать лошадей? Это в вашем-то возрасте? Вы, который всегда ходит в мягких кожаных туфлях? Да по вашему виду не скажешь, что вы выдрессировали хотя бы одну лошадь за всю свою жизнь.
— Лошади, мадам, — попытался объяснить ей Пуаро, — это символика. Ведь, согласно этой древнегреческой легенде, лошадей Диомеда кормили человеческим мясом.
— Как нехорошо поступали эти греки, — возмутилась леди Кармайкл. — Я всегда считала этих греков и римлян неприятными людьми и не могу понять, почему священники в своих проповедях любят цитировать классику, ведь простому смертному очень трудно понять, что они имеют в виду. А кровосмешение, а статуи, где показаны люди совсем без одежды. И потом… священники очень недовольны, когда девушки приходят в церковь без чулок… Но позвольте… о чем это я говорила?
— Не имею ни малейшего представления, — сказал Пуаро.
— Вы — негодник, господин Пуаро, и не хотите мне сказать, — продолжала возмущаться леди Кармайкл, — отравила ли миссис Ларкин своего мужа. Или Антони Хоукер — это тот преступник, которого вы выслеживаете?
Она с надеждою посмотрела на Пуаро, но тот сидел невозмутимый.
— Возможно, дело связано с фальшивомонетчиками, — продолжала размышлять леди Кармайкл. — Вчера в банке я видела, как миссис Ларкин получала по чеку наличные. Целых пятьдесят фунтов, и я подумала, что это слишком большая сумма. Нет, нет, о чем это я… Если бы она была фальшивомонетчицей, она бы не использовала чеки, чтобы получить наличные, не так ли? Если вы, господин Пуаро, сейчас же все мне не расскажете, — она повысила голос, — я вынуждена буду запустить в вас чем-нибудь тяжелым.
— Во всяком деле, мадам, — философски заметил Пуаро, — необходимо терпение.
IVЭшли-Лодж, усадьба семьи генерала Гранта, была небольшой. Она состояла из дома, расположенного на одной стороне холма, хороших конюшен и заросшего, почти заброшенного сада.
Дом, в котором жил генерал с дочерьми, внутри представлял собой то, что агент по недвижимости назвал бы «полностью меблированный». Изо всех углов на посетителя смотрели статуи Будды, а медные и бронзовые бенаресские подносы и блюда в бесчисленном количестве занимали почти всю комнату. С каминных полок и решеток угрюмо смотрели индийские слоны, а со стен свешивались всякие изделия из меди и серебра.
В середине этого англо-индийского хаоса в большом потрепанном кресле восседал генерал Грант, положив туго забинтованную ногу на другое кресло.
— Замучила подагра, — объяснил генерал. — У вас нет подагры, господин… э… Пуаро? Эта проклятая болезнь может кого хочешь выбить из колеи. А во всем виноваты мои отец и дедушка: пили всю свою жизнь как сапожники. И вот результат: наследственность сыграла со мной злую шутку. Хотите выпить, господин Пуаро? Тогда позвоните, если вам нетрудно, в колокольчик, вызовите слугу.
Пуаро позвонил. Вошел слуга в чалме. Генерал, назвав его Абдулом, приказал принести виски с содовой. Когда тот принес бутылки и бокалы, генерал налил Пуаро такую огромную порцию, что тот запротестовал.
— Не могу составить вам компанию, господин Пуаро. — Генерал печально посмотрел на бокал. — Мой доктор говорит, что для меня спиртное равносильно яду. Ничего они не понимают, эти шарлатаны. Только портят другим настроение. Им нравится сажать людей на диету и пичкать либо манной кашей, либо рыбой, приготовленной на пару. Тьфу, — сплюнул генерал прямо на пол, — даже произносить противно… Паровая рыба… Тьфу…
Жестикулируя, генерал так вошел в раж, что задел больную ногу и взвыл от боли, произнося проклятья в чей-то адрес.
Придя в себя, он долго извинялся за свой лексикон.
— Я как медведь в берлоге с больной головой, — сказал он. — Когда у меня приступ подагры, девочки стараются со мной встречаться поменьше. Мне говорили, — вдруг вспомнил генерал, — что с одной из них вы уже знакомы?
— Имел такое удовольствие, генерал, — сказал Пуаро. — Их у вас несколько, насколько я знаю?
— Четверо, — угрюмо бросил генерал. — Четыре дочери и… ни одного сына. Четыре дьявольских отродья! — добавил он в сердцах. — Есть над чем задуматься.
