Джозефина Тэй - Поющие пески
Это был «Сигнал» — вечернее издание утреннего «Кларьона». Грант еще раз пробежал глазами знакомые заголовки и подумал, что они те же самые. Газета была вчерашняя, но она могла быть прошлогодней или изданной в прошлом месяце, заголовки были бы такими же, как сегодня: дебаты в парламенте, труп блондина на Майда-Вале, контрабандная афера, нападение на банк, выступления американского актера, уличное происшествие. Он уже отодвинул газету и протянул руку к другой, когда заметил какие-то записи карандашом на полях. Он перевернул газету, чтобы посмотреть, что кто-то там подсчитывал, но оказалось, что это были не торопливые записи результатов забегов, а стихотворение. Тот факт, что писавший наметил точками две отсутствующие строчки, обозначая таким образом число стихотворных стоп, говорили о том, что это оригинальное творчество, а не попытка вспомнить знакомое произведение. Сам Грант часто делал так во времена, когда считался в школе лучшим специалистом по сонетам.
На этот раз это было не его произведение.
И вдруг Грант понял, откуда у него эта газета. Она оказалась в его руках вследствие еще более автоматических действий, чем он предполагал минуту назад: он засунул ее под мышку вместе с собственными газетами, подняв с пола в купе «Би-семь». Все его сознание — по крайней мере столько, сколько в нем осталось после той ночи, — было занято беспорядком в костюме пассажира, которого тормошил Джогурт. Единственным его сознательным действием было поправить костюм на умершем, а для этого ему нужна была свободная рука, поэтому газета оказалась под мышкой вместе с его собственной газетой.
А значит, молодой человек с растрепанными волосами и широкими бровями был поэтом?
Грант с интересом всмотрелся в стихотворные строчки. Автор намеревался написать их восемь, но у него возникли трудности с пятой и шестой. Это выглядело следующим образом:
Пески там поют,
И камни там ходят,
И зверь говорит
У стоящих ручьев,
………………….
…………………
Подстерегая смельчака
На пути к Раю.
Все это было довольно странно. Может быть, начало белой горячки?
Человек с таким необычным лицом мог написать несомненно что-то более оригинальное, чем поэму о розовых мышках. Для человека с такими смелыми бровями сама природа представляла бы набор картинок из калейдоскопа. Что это за Рай, охраняемый какими-то необычайными чудесами? Небытие? Почему его так тянуло в небытие, чтобы признать его Раем? Чтобы — готовиться к преодолению страшных преград, защищающих вход в него?
Грант ел хрустящую свежую булочку, в которую «нельзя было вонзить зубы», и лениво размышлял. Стихотворение было написано неумелой рукой взрослого человека. Почерк наводил на мысль, что этот человек хоть и был взрослым, но так и не вырос и навсегда остался мальчиком с неустоявшимся почерком. Подтверждением этого являлась форма больших букв, написанных в точном соответствии с образцами каллиграфии. Удивительно, что такой необыкновенный молодой человек не чувствовал желания придать индивидуальность своему почерку. В жизни редко происходит, чтобы кто-то не старался приспособить школьную каллиграфию к собственному подсознанию.
Грант всегда интересовался графологией и считал, что итоги многолетних наблюдений очень помогают ему в работе. Временами, конечно, встречались исключения, — оказывалось, например, что почерк закоренелого убийцы, который растворял свои жертвы в кислоте, свидетельствовал о необычайной силы логическом уме, что в конце концов, может быть, и было правильным. В принципе, однако, почерк является отличной визитной карточкой человека. И, как правило, детский характер почерка взрослого человека можно объяснить только двумя причинами: пишущий был или неинтеллигентен, или писал так мало, что его характер не смог проявиться в почерке.
Принимая во внимание уровень интеллигентности, необходимый, чтобы облечь в слова кошмарную опасность «на пути к Раю», мальчишеский характер почерка наверняка не объяснялся недостатком индивидуальности. В каком же направлении развивались интересы умершего?
Он вел, наверное, какую-то бурную деятельность, для которой было достаточно коротких записок в стиле: «Завтра в баре «Кумберлэнд», 9.45, Тони» или записи в корабельном журнале.
Но вместе с тем он был человеком, умеющим сосредоточиться на своих внутренних переживаниях, поскольку сумел проанализировать и облечь в слова тот лунный пейзаж по дороге к Раю, смог взглянуть на него со стороны.
Грант, охваченный приятным теплом, жевал булку и лениво размышлял. Он обратил внимание на «Н» и «М». Лжец? А может, только скрытный человек? Осторожность — черта удивительная у человека с такими бровями. Интересно, как сильно выражение лица зависит от бровей. Достаточно мелкого, легкого изменения их в ту или иную сторону, и вся физиономия сразу же изменяется. Кинорежиссер берет обычную девушку из Бальхама или Мусвель-Хилла, сбривает ей брови, рисует другие, и она моментально преображается в таинственную фигуру из Омска или Томска. Карикатурист Трабб сказал когда-то Гранту, что Эрне Прис потерял шанс стать премьером из-за бровей. — Людям не нравятся его брови, — сказал он, поблескивая глазами из-за кружки пива. — Почему? Не спрашивайте меня. Я только рисую. Может, потому, что они всегда придавали его лицу раздраженное выражение? Люди не любят ворчунов. Не доверяют им. Это из-за бровей получилось, можете мне поверить. Они не понравились людям.
Раздраженные брови, возвышенные брови, спокойные брови, озабоченные брови… Именно брови имеют решающее значение в выражении лица. Очертание бровей на худом бледном лице пассажира в купе спального вагона придавало ему выражение дерзости даже после смерти.
Во всяком случае, можно быть уверенным, что автор писал эти стихи трезвым. Может быть, свойственный пьяницам беспорядок в купе «Би-семь» — запах алкоголя, смятая постель, пустая бутылка, валяющаяся на полу, стакан на полке — был Раем, который он искал. Но тогда, когда он прокладывал свой путь в Рай, он был трезв.
Пески там поют.
Необычно, но звучит притягательно. Поющие пески. Наверное, где-то действительно существуют поющие пески? Откуда он это знал? Поющие пески скрипят под ногами или что-то в этом роде.
Мужская рука в клетчатом рукаве появилась над столом и схватила из корзинки булочку.
— Неплохо тебе тут, как я вижу, — сказал Томми, пододвигая себе стул. Он разрезал булочку и намазал маслом.
— Не во что вонзить зубы. В мое время человек вгрызался в булку и тянул. Шансы были равны: или булка, или зубы. Но если зубы выигрывали, то было что есть. Порядочный мучной дрожжевой кусок, который можно было есть несколько минут. А эти сегодняшние булочки не имеют никакого вкуса, можно такую булку сложить вдвое и целиком запихнуть в рот без опасения, что подавишься.
