Энн Грэнджер - Зловещая тайна Вестерфилда
— Готово! — объявил Пол. — Нам стейки, детям на выбор гамбургеры или колбаски.
За едой вновь зашел разговор о приглашении на свадьбу, пришпиленном к двери чулана на кухне.
— Лестно получить предложение привести невесту к алтарю, — прокашляла Лора. — Особенно когда ее мать — знаменитая Ева Оуэнс.
— Лестно только для старых друзей семьи. Я был едва знаком с Робертом Фрименом. Играли вместе в гольф, пару раз выпивали. Саре он не отец, а отчим номер два, умерший к тому же полтора года назад. Сару я видел всего два-три раза. Она была одета, как инопланетянка, носилась, скакала вроде необученного щенка, активно занималась спасением китов. С Евой Оуэнс я встречался не чаще, и фильмы ее никогда мне не нравились. В последний раз видел на похоронах бедняги Роберта, где она потрясающе смотрелась в черном, окруженная кучей фотографов. Не скажу, будто неискренне горевала, только одинокую розу бросала в могилу под полыхавшие со всех сторон фотовспышки. Получилась какая-то идиотская белиберда, и с предстоящей свадьбой произойдет то же самое. Папарацци станут давить друг друга, щелкая блистательную мать невесты, а нам в цилиндрах придется доказывать свое право при этом присутствовать. — Маркби перевел затравленный взгляд с куска мяса на собеседников. — Господи помилуй, меня объявят последним телохранителем Евы Оуэнс!
— Может, и повезет.
— Есть какие-нибудь газеты, чтобы подстелить под детишек? — дружелюбно спросил Пол. — Они уже запачкали патио.
— Боже мой, кажется, будто тут свинью резали. Вон тот, как его там, уронил гамбургер, осталось жирное пятно…
— Его зовут Мэтью! Алан, ты должен знать имя собственного племянника.
Детей поспешно обложили газетами — слишком поздно для предотвращения ущерба.
— Нельзя отказываться вести в церковь невесту. Это неучтиво.
— Не люблю свадеб. Вообще никогда не любил. Своя собственная мне не очень-то понравилась. Это было вещее предзнаменование, если такие вообще бывают.
— Тебе надо снова жениться. В сорок два года необходимо иметь семью.
— Нет, спасибо, — отказался Маркби, мрачно глядя на грязь, запятнавшую плиты. — Одной женитьбы хватит. Мэтью, если не возражаешь, перестань терзать фуксию.
— Хочу открыть цветочки.
— Спасибо, они сами откроются. Почему нельзя отказаться от всех этих свадебных дел? Зачем Ева меня попросила? По телефону сказала, будто так хотелось бы Роберту. Полный бред. Он ничего подобного даже не думал.
— Если б был жив, то подумал бы. Сам бы повел к алтарю свою падчерицу.
— Ну ладно, — сдался Маркби, — я это сделаю. Только нутром чувствую, что этого делать не следует.
— Мам, Вики оборвала все красные и лиловые цветочки…
Глава 2
Мередит не могла представить кузину в роли тихой деревенской мышки. Прежде та никогда не стала бы прятаться от бесчисленных друзей и коллег. Подъехав к старому ректорию,[5] где Ева теперь поселилась, и заглушив мотор, Мередит задумалась, не покойный ли муж двоюродной сестры Роберт Фримен решил приобрести живописную, хоть и слегка потрескавшуюся груду желтых кирпичей в сельской глуши на границе Оксфордшира и Нотргемптоншира.
Деревушка называется Вестерфилд или вроде того, судя по предназначенному для проезжающих покосившемуся дорожному указателю, наполовину заросшему вымахавшей травой. Она находится приблизительно в шести милях от торгового центра Бамфорда. Прищурившись, можно разглядеть название, обозначенное крошечным шрифтом на карте государственной топографической службы рядом с крупным значком, лаконично извещающим о «земляных укреплениях». Одному Богу известно, что это за укрепления — нигде не видно внятных указателей места расположения исторической диковинки. Может быть, просто кочки на каком-нибудь фермерском поле, где в бронзовом веке высились земляные валы. Люди издавна пашут окрестную землю. Наверняка в примитивных общинах имелся какой-то шаман или друидский жрец, но в XVIII веке в Вестерфилде обязательно был приходский священник, который заботился о человеческих душах, собирал церковную десятину, осуществлял властные полномочия. И он здесь обязательно жил. Ректорий стоял в тени деревьев в конце гравийной дороги. Напротив него церковь, которой он некогда принадлежал, наполовину скрытая деревьями на неухоженном заросшем дворе. Видно только, что она выстроена в позднем готическом стиле, пуста и закрыта. Ректорий, насколько можно было разглядеть за высокой кирпичной стеной и запертыми воротами из кованого железа, георгианский, с позднейшими викторианскими пристройками. Безобразные трубы, ползущие по фасаду, свидетельствуют о попытках модернизации в эдвардианские времена.[6] Телевизионная спутниковая антенна на крыше символизирует приоритеты последнего поколения.
Мередит вылезла из машины, поежилась на сыром холоде, потирая голые руки, пристально глядя на окна первого этажа. В деревьях на церковном дворе у нее за спиной тоскливо выл ветер, что-то крупное без предупреждения сорвалось с близкой ветки и умчалось прочь, напугав ее. Это оказался всего-навсего вяхирь, который присел на спутниковую антенну и что-то ей проворковал. Она сморщилась, затрясла решетку ворот. Ворота были заперты, на одном косяке виднелся перфорированный металлический диск с кнопкой.
И еще кое-что. К пруту решетки привязан коричневый бумажный пакет. Розовая атласная ленточка завязана бантиком, к нему пришпилена карточка вроде тех, что флористы вставляют в заказанные букеты. Самое любопытное и ужасное — черная кайма на карточке, которая обычно встречается на погребальных венках и букетах. Мередит шагнула ближе, присмотрелась к карточке. На ней было напечатано: «Добро пожаловать домой, Сара». Без подписи. Она нахмурилась. Несомненно, анонимный доброжелатель питал благие намерения, просто сделал глупость, пришпилив карточку с черной каймой. Тут она заметила, что бумажный пакет промок снизу. Что бы там ни было, содержимое протекает, сообразила Мередит, и протянула руку к промокшей бумаге.
Пальцы сразу стали липкими, окрасились в алый цвет. Она охнула, дернула розовый бантик, развязала, бумажный пакет упал на землю, разорвался. Мередит присела, осторожно развернув бумагу. Там лежало бычье сердце.
— Что за мерзкая шутка! — пробормотала она, радуясь, что первой нашла тошнотворный подарок. Схватила пакет, сердце, ленточку, карточку, понесла в вытянутой руке к заросшему крапивой кювету, который ограждал дорогу с другой стороны. Бросила все это в самую глубь, проследив, как оно исчезает из вида. Какая-нибудь собака или промышляющий по ночам стервятник почует мясо и к утру уничтожит. Мередит старательно вытерла пальцы, мысленно встряхнулась, прогнав жуткую картину. В тот же миг услышала легчайший шорох гравия на дороге и круто развернулась на месте.
