Эрл Гарднер - Дело о стройной тени
— Если женщина из отеля, кстати, ее зовут миссис Карлотта Тейлман, дала вам двадцатидолларовую купюру, когда вы везли ее в казино, и вы дали ей сдачи, то вы могли заплатить этой купюрой за свой бифштекс, не так ли?
— Конечно, так. А если бы Рокфеллер подарил мне миллион долларов, я был бы миллионером.
В зале раздался смех.
— Это не повод для веселья, — постучал карандашом по столу судья Сеймур.
— Прошу Суд проявить снисхождение, — сказал Мейсон. — Я полагаю, с точки зрения этики адвокат не должен давать показания в качестве свидетеля по делу, а если будет вынужден, то не должен выступать перед присяжными. Я хотел бы избежать этого и пытаюсь прояснить ситуацию с помощью детального допроса.
— Продолжайте, мистер Мейсон, — кивнул судья Сеймур. — Суд понимает ваше положение.
— Я хотел бы получить ответ на свой вопрос, — сказал Мейсон. — Если ваша пассажирка дала вам двадцатидолларовую бумажку, могли ли вы заплатить ею за бифштекс?
— Нет, не думаю.
— Вы считаете, что это невозможно?
— Да, я считаю, что невозможно. Она не давала мне двадцатидолларовой бумажки. На следующее утро это были единственные двадцать долларов.
— Может, на следующее утро это и были единственные двадцать долларов, но вы ведь не можете поклясться, что не потратили двадцатидолларовую купюру, когда платили за бифштекс?
— Не думаю, что я это сделал.
— Вы можете поклясться?
— Поклясться не могу. Но думаю, что не тратил. Я в этом уверен.
— Это все, — объявил Мейсон.
— Если вы уверены, то можете поклясться, — вкрадчиво сказал Раскин, — не так ли, мистер Робертс?
— Вношу протест, — вмешался Мейсон. — Это наводящий вопрос.
— Вопрос действительно наводящий, — признал судья Сеймур.
— Но это же свидетель с нашей стороны, — возразил Раскин.
— Не имеет значения. Вы не должны вкладывать свои слова в его уста.
— Сформулирую вопрос по другому. Она дала вам двадцатидолларовую купюру, а вы ей — сдачу?
— Нет, не думаю.
— Вы уверены?
— Да, уверен.
— У меня все, — сказал Раскин.
— Вы можете поклясться, что не давала? — улыбнулся Мейсон.
— Ну хорошо! — крикнул свидетель. — Клянусь, что не давала!
— Только что вы сказали, что не можете поклясться. Вы передумали? Почему? Не потому ли, что так хочет прокурор?
— Протестую! — закричал Раскин. — Так нельзя вести допрос!
— Протест отклоняется, — сказал судья Сеймур. — Отвечайте, мистер Робертс.
— Я готов поклясться, потому что она не давала мне двадцать долларов. Чем больше я об этом думаю, тем больше уверен.
Раскин ухмыльнулся, глядя на Мейсона.
— Вы думаете об этом с четвертого числа? — спросил Мейсон.
— Ну да, время от времени.
— И несколько минут назад вы не захотели поклясться…
— А теперь готов!
— Потому что я вас рассердил?
— Просто клянусь.
— У меня все, — объявил Мейсон.
— Вызываю Луизу Пикенс, — объявил Раскин.
Луиза Пикенс оказалась молодой, привлекательной женщиной, излучающей приветливость и добродушие. Как только она принесла присягу и улыбнулась присяжным, те заулыбались в ответ.
— Чем вы занимаетесь? — начал Раскин.
— Я работаю в полиции.
— Знакомы ли вы с текстом письма, которое миссис Тейлман нашла в кармане своего мужа?
— Да.
— Вы пытались составить такое же?
— Да.
— И что же?
— Я купила «Лос-Анджелес Таймс» и «Лос-Анджелес Экзаминер» за вторник, третьего числа, и обнаружила, что письмо можно составить из заголовков этих газет.
— Вы составили такое письмо?
— Да.
— Оно при вас?
— Да.
— Могу я взглянуть на него?
— Извините, — вмешался Мейсон. — Это не относится и делу. То, что письмо могло быть составлено таким образом, ни в коем случае не является уликой против обвиняемой.
— Я намерен доказать обратное, — ответил Раскин.
— Я думаю, что должен это разрешить, — сказал судья Сеймур. — Это входит в сферу деятельности обвинения. Конечно, присяжные понимают, что оно не обязательно было составлено именно таким образом. Возражение отклоняется.
Луиза Пикенс достала письмо.
— Прошу приобщить его к делу в качестве вещественного доказательства, — сказал Раскин.
— Прошу отметить, что защита вносит протест, — отозвался Мейсон.
— Протест защиты отклоняется, — сказал судья Сеймур. — Письмо будет приобщено к делу.
— Перекрестный допрос, пожалуйста, — повернулся Раскин к Мейсону.
— У меня нет вопросов, — отозвался тот.
Раскин взглянул на часы и пошептался с окружным прокурором Гамильтоном Бергером. Потом он обратился к судье:
— Вы позволите нам посовещаться?
Судья Сеймур утвердительно кивнул.
Раскин и Гамильтон Бергер долго шептались, время от времени поглядывая на часы.
Наконец Бергер встал.
— Обвинение уже почти закончило свое выступление, но мы хотели бы еще кое-что обсудить. Не могли бы мы попросить Суд объявить перерыв до двух часов?
Судья Сеймур покачал головой:
— Еще нет одиннадцати, господа. У нас множество нерассмотренных дел. Суды и так стали начинать работу на полчаса раньше, чтобы побольше успеть, и я считаю, что мы не можем откладывать это дело. Предлагаю вызвать еще одного свидетеля.
Бергер и Раскин снова зашептались. Потом Бергер объявил:
— Вызывается Вилбур Кенней.
Когда Вилбур Кенней вышел вперед и поднял руку, чтобы принести присягу, Дженис Вайнрайт шепнула Перри Мейсону:
— Этот человек продает газеты на углу возле нашего офиса.
— Чем вы занимаетесь? — спросил свидетеля окружной прокурор Гамильтон Бергер.
— Я торгую газетами и журналами. У меня собственный киоск.
— Вы знакомы с обвиняемой?
— Да, я знаю ее много лет.
— Вы видели ее утром во вторник, третьего числа?
— Да, видел.
— Что она делала?
— Купила у меня «Таймс» и «Экзаминер».
— А потом?
— Зашла в лавочку на другой стороне улицы.
— А потом?
— Отправилась к себе на работу.
— Вы видели ее еще раз в то утро?
— Да, видел.
— Когда?
— Примерно через полчаса.
— Что она делала?
— Пришла и купила еще по одному экземпляру «Таймс» и «Экзаминер».
Сидящие в зале ахнули, когда до них дошла важность сказанного.
— В котором часу?
— Утром, без пятнадцати девять. Она шла на работу в восемь тридцать и заговорила со мной. Потом спустилась и купила газеты, зашла в магазинчик напротив и поднялась к себе в контору. А примерно через полчаса снова спустилась и купила еще две газеты.
— Она как-то объяснила вторую покупку?
