Буало-Нарсежак - Смерть сказала: может быть
— Заботы, вечные заботы! — вздохнула Мари-Анн, протягивая ему руку. — Американцы выбивают у нас почву из-под ног. Они производят продукции больше и дешевле и пытаются выкупить наши мелкие предприятия. Не знаю, долго ли еще я продержусь.
Она провела по лицу длинными смуглыми пальцами и улыбнулась через силу.
— В Милане ничего, — сказал Лоб. — А здесь?
— Тоже ничего. В конце концов мне удалось добиться, чтобы Филипп сопроводил меня в полицейский участок. Этот визит его не воодушевлял. Вот он такой, Филипп… То увлекается какой-нибудь идеей. то отказывается от нее… Следует честно признать, что стройка отнимает у него все время. В данный момент заставить строителей работать — дело нелегкое… Бонатти принял нас весьма любезно. Он скептически выслушал Филиппа, сделал заметки… но категорически заявил: пока Зина не обратится в полицию лично, что-либо предпринимать он не вправе.
— Вы еще не получили мое письмо?
— Нет. Но вы же прекрасно понимаете, что Зина не станет подавать жалобу на брата.
— Однако тут появилась новая деталь, — настаивал Лоб. — С вашего позволения, я, в свою очередь, пойду повидать Бонатти. Он мог бы навести справки конфиденциально. Кстати, вы не замечали в Зине ничего за пределами нормы?
— Упаси Боже, нет. Я сняла для нее меблированную однокомнатную квартирку в Ницце, по улице Моцарта. Мне кажется, там ей будет спокойнее, нежели в отеле. А ей, по-моему, именно это и требуется. Я нахожу, что, вернувшись в город, она помрачнела… стала нервозной.
— Она боится, — подчеркнул Лоб.
— Возможно. А между тем чего ей так уж бояться? Целыми днями она помогает Филиппу в магазине или лаборатории. А для переездов по городу я оставила ей «симку». Впрочем, увидите сами.
— А согласится ли Филипп поехать со мной к Бонатти? Это придало бы вес моему запросу.
Сняв трубку, Мари-Анн набрала коммутатор.
— Вы узнаете это прямо сейчас, — сказала она, — но я очень удивлюсь, если он согласится. Он не способен ни о чем думать, кроме мастерской… Алло… Ниццу, пожалуйста… Спасибо… У меня сложилось впечатление, что вся эта история ему надоедает все больше и больше… Ах! Филипп… Передаю трубку.
— Добрый день, Филипп… Я только что вернулся из Милана. Нового ничего. Но я по-прежнему убежден, что Зинин брат находится где-то поблизости. Я намерен повидаться с Бонатти во второй половине дня… Не могли бы вы пойти вместе со мной?
— О! Нет, старина, нет… сожалею… Но никак не смогу вырваться. Мари-Анн объяснила вам ситуацию?.. У меня здесь столяр. Вы же знаете эту публику. Стоит его упустить — и прости-прощай. Его переманит кто-нибудь другой… Нет, ступайте один и передайте от меня привет. Кстати, строго между нами… Я вот спрашиваю себя: не зря ли мы паникуем?
— Так ведь вы сами…
— Верно! Однако с того момента, как мы узнали от вас о существовании братца, я, как ни странно, поуспокоился. Понимаете, псих долго не останется незамеченным. Если он тут объявится, считайте — ему крышка!
— Ему крышка, — эхом вторил Лоб. — В этом я не совсем уверен.
Удивившись его словам, Мари-Анн взмахом ресниц попросила разрешения взять вторую трубку.
— Я делаю все, что в моих силах, — продолжал Нелли. — Мы с ней вместе обедаем в бистро, поскольку кончаем работу поздно. Что же прикажете еще? В сущности, здесь она в большей безопасности, чем где бы то ни было. Не хотите ли переброситься с ней парой слов?.. Зина!… Лоб на проводе!…
И Лоб услышал дыхание Зины — как и в ту ночь, когда она звонила Флешелю.
— Зина!… Здравствуйте!… Как дела?.. Я наконец-то уладил свои… на сей раз окончательно. Я уже нахожусь в отпуске.
— Как я рада! — сказала Зина.
Ее голосу недоставало тепла. Девушка молчала, ожидая продолжения, и Лоб, смущаясь, подыскивал слова.
— Вам доставило бы удовольствие со мной пообедать?
— Погодите… Мне надо предупредить Филиппа. Лоб сообразил, что поступил как неотесанный мужлан. Приглашать Зину и не пригласить Филиппа — какая бестактность!
— Алло! — закричал он в трубку. — Зина… Вы меня слышите?.. Я приглашаю и Филиппа, само собой.
— Нет, — ответила Зина. — Он не сможет. Его даже вполне устраивает, что вы меня увезете… Так что заезжайте около часу… в магазин… До скорого, Эрве.
Она повесила трубку.
— Что я вам говорила? — пробормотала Мари-Анн. — Ее что-то явно угнетает, но она скрытничает. Услышав вас, по идее, она должна бы обрадоваться. А она отвечала вам как будто через силу.
Мари-Анн встала, машинально коснулась букетика гвоздик, украшавшего письменный стол.
— Теперь, — добавила она, — зная Филиппа… я задаюсь вопросом: а правильно ли он поступает в отношении Зины?.. Может, он требует работы, к которой у нее не лежит душа. Когда он поглощен очередным проектом, все остальное для него в счет не идет. Мне нередко приходилось испытывать такое на собственной шкуре.
Мари-Анн грустно улыбнулась.
— Держите меня в курсе, — попросила она. Лобу показалось, что она говорит, преодолевая смущение.
— И еще. Если вы сможете сами заботиться о Зине, намекните Филиппу, что его желают хотя бы изредка видеть дома.
Мари-Анн проводила Лоба до машины. На дворе выстроилась очередь из туристов, желающих совершить экскурсию на парфюмерную фабрику. Лоб пообещал звонить часто и, пересиливая гнетущее желание спать, опять сел за руль.
Агентство забронировало ему номер в роскошном отеле на набережной — каких он терпеть не мог из-за шума, вечного хождения туда-сюда, взрывов смеха, эксцентричных дамских туалетов. Он был угрюм и настроен на ворчливый лад, когда, приняв ванну и облачившись в костюм из летней ткани «альпага», направился к магазину Нелли. Поскольку Зинин голос звучал озабоченно, приходилось допустить одно из двух: либо она опять виделась с братом, либо тот ей написал. Нет, в Ницце она была не в большей безопасности, чем в деревне. Но как станешь ее непрерывно сторожить?
Магазин смотрелся отлично, несмотря на табличку: «Осторожно! Окрашено!» Нелли, одетый по молодежной моде — джинсы, ковбойка с засученными рукавами, — разговаривал с пожилым рабочим. Увидев Лоба, он расплылся в улыбке и протянул ему обе руки.
— Итак? Что вы на это скажете?
Он медленно повернулся, указывая рукой на внутреннее убранство, восхищаясь темной деревянной обшивкой прилавков.
— Смахивает на клуб, — продолжал он. — Зинина идея. У этой малышки хороший вкус по части интерьера. Отделка еще далеко не закончена. За вами новости… Зина!… К вам пришли!
То была она и не она. Какая заметная перемена за столь короткий срок! Начать с прически — более высокой, с гладким зачесом волос, что делало ее как бы выше ростом. Потом серьги — длинные, тяжелые, они подчеркивали, насколько исхудало ее лицо. И глаза, в особенности глаза, — подведенные сильнее обычного, они блестели каким-то лихорадочным блеском… нет… Лоб подыскивал эпитеты… беспокойным, словно Зина не вполне оправилась после тяжелой болезни. Лицо, выражавшее тревогу, — нет, лихорадочное возбуждение. Лоб протянул ей руку. Зинина рука оказалась горячей, сухой, твердой.
