Эрл Биггерс - Продолжает Чарли Чен
Ну, это все, конечно, пустяки, а теперь о серьезных вещах. Вчера около полуночи, когда я возвращалась в каюту после приятной беседы на палубе с очередным кандидатом в убийцы (как видите, я образцово исполняю агентурные обязанности), я внезапно увидела у двери каюты Вивиана капитана Кина, который что-то делал с замком. Заметив меня, он пробурчал нечто невнятное и быстро улетучился из коридора. Как видите, он верен себе. Вечно одни и те же жульнические фокусы. И все же — это не тот, кто нам нужен! Не могу не упомянуть и о совместных длительных беседах с мистером Россом и доктором Лофтоном на крайне содержательную тему о лесных разработках в Такоме — в годы юности мистера Росса и теперь. Как я поняла, раньше деревьев в Такоме было намного больше, а бизнесменов намного меньше. От частого повторения слова «древесина» у меня совершенно одеревенели мозги. Остается Тэйт. Тут я потерпела полное поражение: мое очарование на него совершенно не действует. Со мной он неизменно сух и немногословен, так что о нем я пребываю в прежнем неведении. Возможно, он злится на меня за то, что я то и дело забираю у него Марка? А что делать? Марк так молод, а я так прелестна…
Итак, вы убедились, что ни один мужчина группы не был мною проигнорирован. Результат — ноль. Ни горячих следов, ни холодных. Разве что, этот вчерашний случай с Кином…
Мы приближаемся к пассажирскому причалу Адена. Миссис Люс обещала меня сводить там на ужин в свой любимый ресторанчик. Не сомневаюсь, что она будет называть там старшего официанта по имени и спрашивать, как поживают дети и внуки остальных десяти. Она знает всех и повсюду. Мне лично вид Адена напоминает тигель с расплавленным металлом, который кто-то поставил в печь и забыл оттуда убрать. До меня уже долетают первые ароматы Востока. Если они усилятся, то придется закрыть иллюминатор. Правда, миссис Люс утверждает что я непременно их полюблю: когда она припоминает хоть один такой аромат, то тотчас сдает свою виллу в Пасадене, кому-нибудь внайм, а сама мгновенно заказывает билет в очередной восточный круиз. Об ароматах я надеюсь написать вам более подробно в следующем письме.
Только что ко мне зашла Сэди Минчин, сменившая ради предстоящей высадки гнев на милость. Она спрашивает, много ли в Адене ювелирных лавок. Откуда мне знать! Боюсь, что если дело пойдет теми же темпами и дальше, то ее Максу придется закупить вдобавок к багажу пару несгораемых сейфов для покупок Сэди… Ах, я сама вижу, что из меня плохой детектив. Не сердитесь на меня! Быть может, в Индийском океане мне повезет на что-нибудь действительно заслуживающее вашего внимания. С уважением —
Памела Поттер.Дафф показал это послание Хэйли, и он сделал тот же вывод, что и автор письма: детектива из нее действительно не получилось.
— Первый раз в жизни я решил положиться на женскую интуицию, — меланхолично констатировал Дафф, — и был за это наказан. Эти сведения не стоят бумаги, на которой они написаны.
— Несомненно, она очень непосредственна, — попытался утешить приятеля Хэйли. Но тот не пожелал утешиться.
— Что толку в ее непосредственности? Она не настолько непосредственна, чтобы убийца почувствовал при виде ее угрызения совести и признался ей, что это он, к сожалению, задушил ее деда! Мне нужна информация, а не лирика…
— Когда Уэлби собирается к ним присоединиться?
— Еще нескоро, — вздохнул Дафф. Меланхолия все больше овладевала им, и долгое ожидание новых вестей ничуть ее не рассеяло.
Почти каждый вечер он заново изучал маршрут, сообщенный ему доктором Лофтоном. Мысленно он сопровождал группу через Индийский океан в Бомбей, оттуда в Дели и Агру, затем в Лакнау, в Бенарес и далее в Калькутту. Именно из Калькутты он неожиданно получил от Памелы странную телеграмму:
«Если поблизости есть кто-нибудь из ваших друзей, то пусть немедленно встретится со мной. Живу в отеле «Грейт Истерн», вскоре отплываем на пароходе «Малайя» рейсом на Рангун, Пенанг и Сингапур».
Уже на следующий день просьба Памелы была передана резиденту Скотленд Ярда в Калькутте. Он же должен был продублировать эту телеграмму для Уэлби. Затем наступило долгое молчание. Инспектор молчаливо проклинал тот день и час, когда согласился прибегнуть к помощи девицы, у которой в голове — теперь Дафф в этом нисколько не сомневался — не было ничего кроме ветра.
Когда письмо все же пришло, то на нем уже стоял штемпель Рангуна. Изменив обычной методичности, инспектор с нетерпением разорвал конверт.
Дорогой инспектор! Знаю, что из меня вышел никудышный корреспондент. Несомненно моя телеграмма вызвала у вас сердечный приступ, а последующее отсутствие объяснений — тропическую лихорадку. Что поделаешь, — это вина почты и расстояний. Не могла же я пересказывать вам в телеграмме все! Сами понимаете: таинственный Восток, где повсюду скрываются шпионы, ну, и так далее.
На чем это я остановилась в прошлом письме? Кажется, на нашем прибытии в Аден. Настроение там у всех было так себе. Сами знаете, как это бывает: люди выезжают как одна счастливая семья, а приезжают совершенно чужими. Хотя, наверное, бывает и наоборот. К нам это «наоборот» не относится. Дошло до того, что никто не войдет в комнату или каюту, не посмотрев сначала, нет ли там его «личных врагов».
В этой милой атмосфере мы пересекли Индийский океан, распрощались в Бомбее со вконец опротивевшим нам корытом, добрались враскачку до отеля «Тадж Махал» — и кого же мы там встретили? Несравненного мистера Фенуика с его молчаливой сестрицей. Они, видите ли, решили путешествовать вокруг света сами по себе. Уселись в Неаполе на какой-то чудо-пароход, который плавает вокруг света, не заставляя пассажиров шататься по грешной земле на всяких там поездах и междугородних автобусах — и теперь достойная пара вне себя от счастья. Во всяком случае так нам сказал мистер Фенуик. Мы его супер-лайнер видели потом в порту — действительно, красавец! Мистер Фенуик поинтересовался, много ли у нас было убийств в его отсутствие, а также подробно разъяснил преимущества его способа путешествовать над нашим. Но мы были так рады увидеть хоть одно новое лицо, что охотно простили ему приступ мании величия. Пробыв в Бомбее несколько дней, мы двинулись через Индию в Калькутту. Добрались мы туда совершенно угнетенные мыслью, что на свете могут быть такие противоестественные сочетания красоты и нищеты как Индия. В Калькутте произошло то, что послужило причиной моей телеграммы.
Утром нашего последнего дня пребывания в Калькутте доктор Лофтон привел нас в ювелирный магазинчик на Чоуринджи-роуд. Полагаю, он получает какой-то процент от продажи, поскольку на эту прогулку он уговаривал нас дня два. Хозяина этого примечательного заведения зовут Имри Исмаил. Когда я очутилась в его магазине, то перестала жаловаться на долгую дорогу по закоулкам: чего только там не было! Таких красивых драгоценностей я еще нигде ни видела. Сапфиры, рубины, бриллианты, топазы! Вас это, вероятно, не интересует, но Сэди Минчин при виде всей этой роскоши просто ошалела. Даже мужественный Макс побледнел при виде покупок жены! Большинство, однако, просто побродило по углам и вышло на улицу дожидаться немногих энтузиастов ювелирного дела. Я на свою беду увидела бриллиантовое колье, которое лишило меня остатков силы воли. Заметив это, ко мне тут же прицепился — совершенно, как репей — ужасный субъект с громадными усами и бандитской физиономией. Я уже покачнулась над пропастью, но тут подошел Стюарт Вивиан, который посоветовал мне повременить с окончательным решением. Он заявил, что как человек, понимающий толк в бриллиантах, он не советует мне их брать за такую грабительскую цену. Гнусный пират, увидев прибытие к противнику свежих сил, начал сбавлять цену с поразительной быстротой, после чего доблестный мистер Вивиан разрешил мне закрепить свою победу покупкой. Тут в магазин вошла Ирен Спайсер, которую, видимо, обеспокоило столь длительное отсутствие ее кавалера. Она тут же решительно потащила его к выходу. А теперь внимание! Пока пират снимал с моего колье ценник с первоначальной бесчеловечной суммой, за прилавок прошел другой продавец и начал что-то шептать на своем языке усатому разбойнику. Из потока чужих слов я уловила только два. Но зато какие! Этими словами были «Джим Эверхард»! Клянусь, я не ошиблась! Он выговорил их с четкостью радиодиктора.