Эрл Гарднер - Смерть таится в рукаве
— Да.
— А почему вы не захотели, чтобы она сама предупредила его?
— Потому что я не могла найти ее, а дело было очень срочным.
— Однако с предупреждением вы опоздали?
— Мой отец ничего не знал об убийстве, пока вы сегодня утром не сообщили ему об этом.
— Расскажите мне про свою встречу с Мандрой.
— Я сказала этому негру-телохранителю, что мне срочно надо поговорить с его хозяином, что я подруга Хуаниты. Он впустил меня в квартиру.
— В котором часу это было?
Она неожиданно перешла на китайский, и он понял, что ответ на этот вопрос по какой-то непонятной причине потребовал от нее такого умственного напряжения, что речь ее на какое-то мгновение стала механическим отражением мыслительного процесса.
— Три часа после второго часа Быка, — сказала она на кантонском диалекте.
— Когда вы вышли из его квартиры?
— Я пробыла у него минут пятнадцать — двадцать.
— О чем вы разговаривали?
— Мандра показался мне умным человеком. Я говорила, он слушал. Он знал, кто я такая. Ему рассказывала обо мне Хуанита.
— Вы не могли бы отвести меня к Хуаните? Она никак не отреагировала на его вопрос.
— Когда Мандра разговаривал со мной, в руках у него был «слив-ган». Он спросил, не знаю ли я какого-нибудь китайского мастера, который мог бы сделать копию с этого оружия так искусно, чтобы невозможно было распознать подделку. Когда я взяла в руки «слив-ган», чтобы рассмотреть его поближе, дверь в соседнюю комнату слегка приоткрылась от сквозняка. Мандра подошел к двери и закрыл ее, но я успела разглядеть, что там было.
— Что же там было?
— Там, в той комнате, на кушетке спала художница.
— Вы о ком говорите — об Альме или о Синтии?
— Я говорю о той, у которой карие глаза и вздернутый носик, о той, с которой вы обедали в китайском ресторане «Голубой Дракон». Волосы у нее медного цвета, как облака на закате.
— Это была Синтия, — сказал Терри. — Продолжайте, пожалуйста.
— Мандра вежливо выслушал меня. Перед тем как я ушла, он обещал, что не будет больше заниматься торговлей опиумом. В нем было что-то такое, что произвело на меня приятное впечатление. Он властный, непорядочный, жестокий, но он не лгал.
— Соу Ха, — сказал Терри, — мне очень нужно увидеть эту женщину, Хуаниту, и поговорить с ней.
В глазах ее мелькнуло что-то, и он понял, что его просьба больно задела ее.
— Вы сделали бы для меня столько же, сколько делаете теперь для художницы? — спросила она.
Он приблизился к ней.
— Не исключено, Вышитое Сияние, что именно теперь для вас я делаю столько же, сколько и для нее. Она вопросительно подняла брови.
— Когда прокурор округа выслушает ваш рассказ, — пояснил Терри, — а рано или поздно он непременно его выслушает, он придет к выводу, что последними видели Мандру в живых два человека: американка и китаянка. Мандру убили китайским оружием.
— Вы хотите сказать, что Мандру убила либо художница, либо я?
— Я говорю лишь о том, к какому выводу может прийти прокурор.
Лицо ее было совершенно непроницаемым. Без всякого выражения она произнесла:
— А если бы это я убила Мандру и спасти художницу от обвинения в убийстве можно было бы лишь в том случае, если бы я сама явилась в полицию и призналась в совершенном мною преступлении… Вы попросили бы у меня этой жертвы, Перворожденный?
Терри пристально посмотрел на нее.
— Ответьте же мне, — настойчиво потребовала она. — Почему вы задаете этот вопрос?
— Мать ранит свою душу, чтобы спасти куклу своего ребенка, зная при этом, что спасает всего лишь игрушку, но игрушку, которую любит ее дитя.
Пытаясь как-то смягчить это горькое замечание, он рассмеялся:
— Но я ведь не ребенок, вы не мать, а художница — не кукла.
Не вымолвив ни слова, она подошла к зеркалу, поправила шляпку, достала из сумочки румяна, коснулась ими своих щек и затем кончиком пальца ловко накрасила губы. За все это время она так и не произнесла ни слова. Взглянув напоследок еще раз на себя в зеркало, она повернулась к Терри:
— Я готова.
Они отправились на машине Терри. Соу Ха указывала Терри дорогу в лабиринте неотличимых друг от друга улиц, располагавшихся к северу и востоку от Чайнатаун.
— Поверните направо и остановите машину у тротуара.
Терри крутанул руль, притормозил и остановился. Соу Ха открыла дверцу и выпрыгнула раньше, чем Терри успел выключить зажигание и фары. Когда он вышел из машины, Соу Ха властно взяла его под руку и сказала:
— Помните, вы мой друг, всего лишь друг.
Едва они преодолели два узких лестничных пролета, как вдруг ощутили острый запах чеснока и кислого вина, столь характерный для итальянской и испанской кухни. Запахом этим, казалось, было пропитано все вокруг. Они поднялись на второй этаж, повернули направо и оказались в тускло освещенном коридоре. Квартира, на которую указала Соу Ха, располагалась в самом конце коридора. Они подошли к двери, и Соу Ха тихо постучала.
Дверь отворилась почти сразу.
Терри увидел перед собой женщину: глаза ее сумрачно горели — их можно было сравнить с образовавшейся на остывающей лаве коркой, красноватые отблески которой предупреждают о том опасном жаре, что таится под ней. Молодая, с прекрасной фигурой, смуглой кожей и темными волосами, она была похожа на цыганку или, быть может, на испанку или мексиканку. Она не удивилась; молча посмотрела на Соу Ха, потом на Терри, потом снова на Соу Ха.
— Это мой друг, — объяснила ей Соу Ха. — Я называю его Синг Санг, что по-китайски означает Перворожденный, — так обращаются к учителям. А это, — сказала она, обращаясь к Клейну, — Хуанита…
— Мандра, — произнесла женщина, когда Соу Ха чуть замешкалась.
Соу Ха удивленно посмотрела на нее.
— Да, да, мы были мужем и женой, — с некоторым вызовом сказала женщина. — Мы обвенчались тайно. Теперь я не вижу никакого смысла скрывать это. И поэтому называю себя именем, которое принадлежит мне по закону.
Представляясь, Терри поклонился, однако его поклон остался без внимания, так как Хуанита лишь мельком посмотрела на него и устремила свой взгляд, в котором отражалось столько скрытых страстей и эмоций, на девушку-китаянку.
— Я знала, что ты любила его, — сказала Соу Ха совсем просто, без фальши. — Что бы там ни было — это самое главное. Огонь, загорающийся от спички, ничуть не горячей того огня, который зажигает молния.
— Входите, — пригласила Хуанита.
Они вошли в освещенную мягким, приглушенным светом квартиру. От этой женщины разливались по комнате мощные волны жизненной энергии — так расходится, наполняя храм, гул от гонга, негромкий, но настойчивый.
