Найо Марш - Убитая в овечьей шерсти
— Я думаю, — произнес Аллейн, — мы можем вернуться к вопросу, на который, поверьте, мисс Линн, вы не обязаны отвечать. То есть: узнала ли миссис Рубрик в последнюю неделю своей жизни о привязанности между вами и ее мужем?
— А если я не отвечу, что вы подумаете? Что вы предпримете тогда? Пойдете к миссис Эйсуорси, которая меня терпеть не может, которая состряпает чудовищно неправдоподобную историю. Когда он был болен, он хотел, чтобы за ним ухаживала я, а не она. Этого она мне не простила. Уж лучше вы узнаете правду от меня самой.
— Да, это гораздо лучше, — бодро согласился Аллейн. — Давайте послушаем.
Она рассказала об этой странной связи. Они работали вместе над одной из статей Флосси, он — за столом возле окна, а Теренция подносила ему книги. Она подошла к нему с томом Хэнсарда и положила книгу на стол, открыв на нужной странице. Он наклонился, и грубый твид его рукава коснулся ее обнаженной руки. Они остались неподвижны. Она посмотрела на него, но лица его не увидела. Он ссутулился. Ее свободная рука шевельнулась и легла ему на плечо. Она описала сцену бережно, с точностью, словно каждая подробность была важна, словно, решившись говорить, она не хотела оставлять ничего недосказанного. Перед ним была, подумал Аллейн, незаурядная молодая женщина. Она подчеркнула, что это был первый эпизод такого рода, и, видимо, оба были слишком взволнованны, чтобы услышать, как открылась дверь. Ее правая рука все еще лежала у него на плече, когда она повернулась и увидела свою работодательницу. Он замер, и ее левая рука осталась под его ладонью на открытой странице книги.
Флоренс стояла в дверях. Она держала кипу бумаг, и они шуршали у нее в руках. «Лицо ее было лишено выражения», — сказала Теренция, и Аллейн взглянул на портрет. «Как обычно, были немного видны зубы. Глаза ее всегда казались словно испуганными, такими были они и на этот раз. Она просто смотрела на нас». Ни Рубрик, ни Теренция не произнесли ни слова. Флоренс сказала громко: «Мне срочно нужны эти доклады» — и повернулась, чтобы уйти. Дверь за ней захлопнулась. Рубрик сказал Теренции: «Моя дорогая, я надеюсь, вы простите меня», и Теренция, уверенная теперь, что он любит ее, и в душе не испытывая ничего, кроме радости, легонько поцеловала его и отодвинулась. Они спокойно вернулись к нескончаемым докладам Флосси. Странно, сказала Теренция, но они почти не были огорчены ее появлением. Оно казалось чем-то незначительным и никак не угрожало прочности их взаимной привязанности. Они продолжали свою работу, сказала Теренция, и Аллейн представил себе их двоих, иногда обменивающихся репликой или улыбкой, чаще занятых поиском подходящих отрывков и цитат для Флосси… Странно, подумал он.
В атмосфере согласия они работали все утро. За обедом, когда все шестеро собрались вместе, Теренция заметила, что Флосси менее разговорчива, чем обычно, и внимательно наблюдает за ней. Это ее не особенно встревожило. Она туманно предположила: «Должно быть, она просто удивилась, как это я положила руку кому-то на плечо. Наверное, она подумала, что это несколько самонадеянно с моей стороны. Она впервые заметила, что я человек».
В конце обеда Флосси неожиданно заявила, что ей понадобится помощь Теренции днем. Оказалось много работы по перепечатке и приему писем. Это была обычная рутина, и сначала девушка не заметила ничего необычного в манере Флосси. Однако вскоре она почувствовала, что Флосси, сидя у камина или за столом, пристально наблюдает за ней. Она бы с удовольствием отвергла мысль об этой неприятной слежке, но, не в силах бороться с искушением, подняла глаза, чтобы встретить взгляд, пронзительный и бесцветный одновременно. Теренции было нелегко выносить такое поведение, ей стало не по себе, и она бы предпочла любой разговор и даже упреки. Теплая волна удовольствия от открытия, что Рубрик любит ее, теперь схлынула, оставив лишь трезвое чувство стыда. Она невольно увидела себя глазами Флосси: второсортная маленькая секретарша, которая флиртует с мужем своей хозяйки…
Она испытывала усталость и унижение и даже какое-то нетерпение, чтобы самое худшее произошло поскорей. Ведь должен быть взрыв, иначе она никогда не оправится от острого чувства отвращения к себе, которое она испытала под взглядом Флосси. Но бури не последовало. Они корпели над своей работой. Когда они, наконец, закончили и Теренция собирала бумаги, Флосси, направляясь к двери, бросила через плечо: «Мне кажется, мистеру Рубрику нехорошо». Называя его «мистер Рубрик», она очень точно поставила девушку на место, и Теренция почувствовала это. «Я считаю, — добавила Флосси, — что мы не должны докучать ему сейчас этой глупой статистикой. Я беспокоюсь о нем. Мы просто тихо оставим его в покое, мисс Линн. Я надеюсь, вы это запомните?» И она вышла, предоставив Теренции делать любые выводы из этого изречения.
— И как раз после этого, — сказала Теренция, — почти сразу, вечером, за ужином, она изменила свое поведение по отношению к нему, и вы все это заметили. Для меня это было ужасно.
— Она, видимо, решила, — сказал Фабиан, — встретить тебя на твоей территории и дать бой. — Он помедлил и добавил: — Ничего ужасного. Вполне в ее духе и совершенно бессмысленно.
— Но он любил ее, — запротестовала Урсула. И, словно сделав неприятное открытие, она воскликнула: — Ты вела нечестную игру, Терри. Ты просто молода. Нельзя так вести себя. Они все такие, мужчины в его возрасте. Если б ты уехала, он бы сразу забыл тебя.
— Нет! — убежденно произнесла Терри.
К смущению Аллейна, они обе повернулись к нему.
— Он бы забыл, — повторила Урсула, — правда?
— Милая девочка, — произнес Аллейн, как никогда остро чувствуя собственный возраст, — откуда мне знать?
Но когда он подумал об Артуре Рубрике, больном и уставшем от бурной деятельности жены, он был склонен подумать, что Урсула недалека от истины. Если бы Теренция уехала, разве не могло его чувство к ней превратиться в слабое воспоминание?
— Все вы одинаковые, — пробормотала Урсула, и Аллейн не без разочарования почувствовал, что вместе с Артуром Рубриком отнесен к разряду стареющих романтиков. — У вас появляются странности.
— Да, но, черт побери, — вмешался Фабиан, — если на то пошло, поведение Флосси казалось тоже необъяснимым. Флиртовать с собственным мужем после двадцати пяти лет совместной жизни…
— Но это совсем другое, — вспыхнула Урсула, — к тому же, Терри, это по твоей вине.
— Так получилось, — сказала Теренция, перейдя в оборону. — И пока она не вошла, все было прекрасно. Я знала, что так и должно быть, это не противоречило моему разуму и эмоциям. Как будто я впервые обратила на себя внимание, как будто я впервые стала самой собой. Значит, так и должно было быть.
