Эрл Гарднер - Дело о хромой канарейке
Доктор Хуберт пространно объяснил, что определение времени – дело сложное, поскольку при нахождении ответа необходимо учесть множество факторов. В конце концов он соблаговолил сказать, что, по его личному мнению, Прескотт был убит между часом и часом тридцатью плюс-минус десять минут.
– Значит, двенадцать часов – это крайний нижний предел?
– Да.
– Но ровно в полдень он мог умереть?
– Да, сэр.
– Значит, в одиннадцать пятьдесят пять он был еще жив?
– Видите ли, пять минут – это так мало, что… Я не думаю, что он был убит до полудня, однако поручиться в этом не могу.
– А что, если это было в одиннадцать сорок пять?
– Свидетель разговаривал с ним по телефону, – кислым тоном напомнил доктор Хуберт, – в одиннадцать пятьдесят пять.
– Ага, доктор. Теперь вы меня поняли. При определении нижнего предела вы учитывали это показание, не так ли?
– Нет. Мое мнение основано исключительно на данных медицинских показаний. Но если вы настаиваете, то я могу расширить пределы, сказав, что мистер Прескотт умер в пределах между половиной двенадцатого и тремя часами. Это вас удовлетворяет?
– Дело вовсе не в моем удовлетворении, а в получении точных сведений.
– Прекрасно, вы как раз их и имеете!
Скэнлон кивнул:
– Я думаю, факты ясны всем. Вы свободны, доктор. Я хочу вновь вызвать мистера Дресколла.
– Поднимитесь на свидетельское место, мистер Дресколл, – сказал Родней Кафф.
Скэнлон уставился на молодого человека внимательными, все запоминающими глазами.
– Можно ли допустить, что в доме Прескотта находился посторонний, пока вы разговаривали с миссис Прескотт?
Дресколл покачал головой:
– Мне кажется, нет, ваша честь.
– Вы входили во все комнаты? Вы проверили это?
Дресколл растерялся.
– Конечно, сэр, в верхние спальни мы не заглядывали.
– Вы в этом уверены?
– Абсолютно!
– Ну а в подвал, вы туда входили?
– Нет. Если в доме есть подвал, то мы его тоже не проверяли.
– Таким образом, вы не можете быть вполне уверены, что дом был совершенно пуст, или нет?
– Но ведь этот человек не смог бы взять револьвер из бюро, сделать из него три выстрела и снова положить на место. Если Прескотт был действительно застрелен из моего револьвера, значит, это было сделано уже после того, как мы ушли из дома.
– Мне ясна ваша мысль, мистер Дресколл. Вы можете идти.
Менее чем через десять минут жюри вынесло вот такой вердикт об убийстве Вальтера Прескотта: «убит неизвестным лицом или лицами».
Родней Кафф, насмешливо склонившись к Перри Мейсону, спросил:
– Как вам понравился вердикт, господин адвокат?
– А почему он должен мне нравиться?
– Лично я в восторге.
– Откуда вы узнали про Веймана?
Кафф рассмеялся:
– Он по секрету рассказал все своей жене, та тут же побежала к Стелле Андерсон. Ну, а это равносильно объявлению по радио. Я решил, что, если я вызову его неожиданно, он произведет лучшее впечатление, чем если я буду предварительно разговаривать с ним и вводить в официальный список.
Мейсон кивнул, закурил и сказал:
– Какими, по-вашему, будут чувства Розалинды, когда она узнает, что Дресколл пытался подставить под удар вместо себя Риту Свейн?
– Боже мой, да разве это можно так характеризовать? У него и в мыслях не было ничего подобного.
– Я не маленький. Несложная тактика мистера Дресколла была понятна всякому.
– Вы не учитываете одного, мистер Мейсон. Еще до начала дознания окружной прокурор отдал распоряжение о насильственной выдаче Розалинды Прескотт и Риты Свейн. Теперь Розалинда автоматически отпадает.
– И вы находите это правильным?
– Это даже великолепно.
– Для кого?
– В первую очередь для Розалинды.
– Ну, а как быть с мисс Свейн?
– Мисс Свейн придется позаботиться о себе при вашей квалифицированной помощи!
Мейсон кивнул:
– Я уже многое понял, Кафф. Знаете ли, уважаемый коллега, в этой «игре в открытую» Дресколла есть один существенный минус.
– А именно?
– Помоги ему боже, если он врет! Да и вам тогда тоже не позавидуешь! – угрюмо ответил Перри Мейсон.
Глава 11
Рита Свейн сидела в комнате для свиданий местной тюрьмы, отделенная от Перри Мейсона широким столом. Решетка из толстой проволоки разделяла стол на две половины.
– Могу ли я здесь говорить откровенно? – спросила девушка.
– Только не слишком громко. Главное – не волнуйтесь. Держите себя в руках. Что бы вы ни говорили, сохраняйте бесстрастный вид. Несколько раз покачайте решительно головой, как бы отрицая свою вину. А теперь выкладывайте мне наконец все, как было.
– Его убили Розалинда и Джимми, – сказала Рита.
– Откуда вы это знаете? Розалинда сказала?
– Не словами, конечно. Но ведь это какой-то ужас! Она же моя родная сестра, а теперь просто отвернулась от меня, если не сказать хуже. Они с Джимми кругом виноваты, но она настолько влюбилась в него, что решила сделать меня козлом отпущения, лишь бы спасти его драгоценную шкуру.
– Откуда вы знаете, что это они его убили?
– Знаю, и все. Приехал Вальтер, застал Джимми с Розалиндой, поднял жуткий скандал. Вот Джимми и застрелил его.
– Расскажите все подробно. Только сначала порешительнее покачайте головой. Вот так, хорошо.
– Рози позвонила мне по телефону, сказала, что случилось что-то ужасное, и попросила немедленно приехать. Я сказала, что занята. Тогда она упросила меня побежать в аптеку и позвонить по автомату. Назвала номер. Рози не хотела, чтобы оператор слышал наш разговор.
– Ол райт, вы вызвали ее. Где она находилась?
– В аэропорту. Она мне рассказала про свидание с Джимми, про револьвер и про миссис Надоеду. Это я вам уже все рассказала.
– Ну и что вы после этого сделали?
– Рози мне все подробно объяснила про платье и канарейку. Разумеется, я ей сказала, что немедленно приеду и сделаю все, что она просит. Вообще-то мне эта затея была не совсем по душе, потому что я боялась налететь на Вальтера. Но Розалинда мне сказала, что его не будет.
– Уточнила ли она, откуда такая уверенность?
– Нет.
– И тогда вы туда поехали. Что случилось потом?
– Когда я поднялась наверх, чтобы переодеться, я заметила, что дверь в спальню Вальтера слегка приоткрыта. Сначала я на это не обратила внимания, надела на себя платье Рози, спустилась в солярий, поймала канарейку и так далее. Потом я снова поднялась наверх, чтобы надеть опять-таки свое платье. Прошла в ванную помыть руки – и мне стало дурно. Вся раковина была в разводах окровавленной воды. Причем эти пятна еще не высохли.
Естественно, я раскрыла дверь в комнату Вальтера. Он лежал на кровати на спине, широко раскинув руки. Пиджак его был застегнут. Из ран текла кровь. Я так закричала, что было слышно, наверное, даже на улице. Потом я спросила:
