Агата Кристи - Рождество Эркюля Пуаро
– Мне никогда не нравился этот человек. С радостью от него избавлюсь.
– Думаю, вы поступите благоразумно, мадам.
Лидия бросила на него быстрый взгляд:
– Что вы имеете в виду? Вам что-то о нем известно?
– Он из тех, кто коллекционирует тайны, – ответил Пуаро, – и использует их в своих интересах.
– Вы думаете, он что-то знает об… убийстве? – резко спросила она.
Пуаро пожал плечами:
– У него тихие ноги и длинные уши. Он мог кое-что услышать и промолчать об этом.
– Вы имеете в виду, что он может попытаться шантажировать кого-то из нас?
– Вполне возможно. Но я пришел поговорить не об этом.
– А о чем?
– Я недавно беседовал с мистером Элфредом Ли, – медленно отозвался Пуаро, – и он сделал мне предложение, которое я хотел бы обсудить с вами, прежде чем принять его или отказаться. Но меня так очаровал рисунок вашего джемпера на фоне алой портьеры, что я остановился, чтобы полюбоваться.
– Право, мсье Пуаро, стоит ли тратить время на комплименты? – недовольно сказала Лидия.
– Прошу прощения, мадам. Так мало английских леди понимают в la toilette[35]. У платья, которое было на вас в тот вечер, когда я впервые вас увидел, был простой, но оригинальный рисунок – оно отличалось изяществом и индивидуальностью.
– И поэтому вы хотели меня видеть?
Пуаро сразу стал серьезным.
– Нет, мадам. Ваш муж просил меня остаться здесь и сделать все возможное, чтобы добраться до истины.
– Ну? – нетерпеливо осведомилась Лидия.
– Я бы не хотел принимать предложение, если его не одобряет хозяйка дома.
– Естественно, я поддерживаю просьбу моего мужа, – холодно сказала она.
– Да, мадам, но мне этого мало. Вы действительно хотите, чтобы я остался здесь?
– Почему бы и нет?
– Давайте будем более откровенны. Вы хотите, чтобы правда выяснилась?
– Естественно.
Пуаро вздохнул:
– И долго вы будете отделываться обычными фразами?
– Я самая обычная женщина, – ответила Лидия. Поколебавшись, она добавила: – Пожалуй, лучше в самом деле говорить откровенно. Конечно, я вас понимаю. Положение не из приятных. Моего свекра зверски убили, и, если не удастся предъявить обвинение в убийстве с целью ограбления самому вероятному подозреваемому, Хорбери, – а похоже, это действительно не удастся, – значит, это сделал кто-то из членов его семьи. Отдать этого человека под суд означает навлечь стыд и позор на всех нас… Честно говоря, я не хочу, чтобы это случилось.
– Вы предпочитаете, чтобы убийца остался безнаказанным? – спросил Пуаро.
– Очевидно, многие убийцы остаются неразоблаченными.
– Безусловно.
– Тогда какое имеет значение, если их станет одним больше?
– А как же другие члены семьи? – осведомился Пуаро. – Невиновные?
Лидия уставилась на него:
– При чем тут они?
– Вы понимаете, что, если правда никогда не выяснится, тень подозрения будет по-прежнему падать на всех?
– Об этом я не подумала, – медленно произнесла Лидия.
– Если никто никогда не узнает, кто убийца… А может быть, вы уже это знаете, мадам?
– Вы не имеете права так говорить! – вскрикнула Лидия. – Это неправда! О, если бы только это мог быть посторонний, а не член семьи…
– Возможно и то и другое одновременно, – заметил Пуаро.
– Что вы имеете в виду? – удивленно спросила она.
– Это может быть член семьи – и в то же время посторонний… Не понимаете? Eh bien[36], это всего лишь идея, пришедшая на ум Эркюлю Пуаро. – Он посмотрел на нее. – Итак, мадам, что же мне ответить мистеру Ли?
Лидия подняла руку, но тут же беспомощно опустила ее.
– Конечно, вы должны согласиться, – сказала она.
4
Пилар стояла в центре музыкальной комнаты, ее глаза бегали из стороны в сторону, как у загнанного животного.
– Я хочу уехать отсюда! – заявила она.
– Вы не единственная, кто этого хочет, – отозвался Стивен Фэрр. – Но нас отсюда не выпустят, дорогая моя.
– Вы имеете в виду… полицию?
– Вот именно.
– Не очень приятно иметь дело с полицией, – серьезно сказала Пилар. – Такое не должно случаться с респектабельными людьми.
– Под респектабельными людьми вы подразумеваете себя? – с улыбкой осведомился Стивен.
– Нет, – ответила Пилар, – Элфреда, Лидию, Дэвида, Джорджа, Хильду… ну и Мэгдалин тоже.
Стивен зажег сигарету и некоторое время молча курил.
– Почему вы делаете исключение? – спросил он наконец.
– Какое исключение?
– Почему вы не упомянули братца Харри?
Пилар засмеялась, сверкнув ровными белыми зубами.
– О, Харри – другое дело! Думаю, ему и раньше приходилось общаться с полицией.
– Возможно, вы правы. Он чересчур колоритен, чтобы вписаться в семейный портрет. – Сделав паузу, он спросил: – Вам нравятся ваши английские родственники, Пилар?
– Они все очень добрые, – с сомнением отозвалась девушка, – но слишком мрачные и почти совсем не улыбаются.
– Девочка моя, в доме только что произошло убийство!
– Да… – неуверенно согласилась Пилар.
– Убийство, – наставительно произнес Стивен, – не такое повседневное событие, как ваше легкомыслие, кажется, изволит предполагать. Не знаю, как в Испании, а в Англии к убийствам относятся очень серьезно.
– Вы смеетесь надо мной, – обиделась Пилар.
– Ошибаетесь. Я отнюдь не в смешливом настроении.
Пилар внимательно посмотрела на него:
– Потому что вам тоже хочется отсюда уехать?
– Да.
– И высокий красивый полицейский вам этого не позволяет?
– Я его не спрашивал. Но если спрошу, то не сомневаюсь, что он ответит «нет». Я должен быть осторожен, Пилар, и следить за каждым своим шагом.
– Это очень утомительно, – кивнула Пилар.
– Более чем утомительно, дорогая моя. К тому же этот чудаковатый иностранец рыщет вокруг. Не думаю, что от него есть какой-то толк, но мне он действует на нервы.
Пилар нахмурилась.
– Мой дедушка был очень богатым, верно? – спросила она.
– По-видимому, да.
– А кому достанутся его деньги? Элфреду и остальным?
– В зависимости от его завещания.
– Полагаю, – задумчиво промолвила Пилар, – дедушка мог бы оставить мне какие-то деньги, но боюсь, что он этого не сделал.
– С вами все будет в порядке, – утешил ее Стивен. – В конце концов, вы член семьи. Они должны позаботиться о вас.
– Я член семьи, – со вздохом повторила Пилар. – Звучит забавно, но почему-то это меня совсем не забавляет.
– Вполне понятно.
Пилар вздохнула опять.
– Может быть, поставим пластинку и потанцуем? – предложила она.
– Не знаю, хорошо ли это будет выглядеть, – засомневался Стивен. – Ведь в доме траур, вы, бессердечная испанская плутовка!
Пилар широко открыла глаза:
– Но я не чувствую никакого горя. Ведь я почти не знала дедушку, и, хотя мне нравилось с ним разговаривать, я вовсе не испытываю желания плакать, потому что он умер. Было бы глупо притворяться.
– Вы неподражаемы! – рассмеялся Стивен.
– Мы можем положить в патефон чулки и перчатки, – настаивала Пилар. – Тогда он будет звучать тише, и никто ничего не услышит.
– Ладно, пошли, искусительница.
С радостным смехом Пилар выбежала из комнаты и направилась в сторону танцевального зала в дальнем конце дома.
Добравшись до бокового коридора, ведущего к двери в сад, она застыла как вкопанная. Стивен, догнав ее, также остановился.
Эркюль Пуаро снял со стены портрет и изучал его при свете, проникающем с террасы. Подняв взгляд, он увидел их.
– Ага! – воскликнул Пуаро. – Вы появились в подходящий момент.
– Что вы делаете? – спросила Пилар, подойдя к нему.
– Изучаю нечто очень важное, – серьезно ответил Пуаро, – лицо Симеона Ли в молодости.
– Так это мой дедушка?
– Да, мадемуазель.
Пилар уставилась на портрет.
– Как же он изменился… – медленно произнесла она. – Дедушка был таким старым и сморщенным. А здесь он выглядит так, как мог бы выглядеть Харри лет десять назад.
Пуаро кивнул:
– Да, мадемуазель, Харри Ли очень похож на своего отца. – Он подвел ее к другому портрету. – А это ваша бабушка – кроткое продолговатое лицо, очень светлые волосы, мягкие голубые глаза…
– Как у Дэвида, – сказала Пилар.
– Элфред тоже на нее похож, – добавил Стивен.
– Наследственность – интересная вещь, – продолжал Пуаро. – Мистер Ли и его жена принадлежали к диаметрально противоположным типам. Большей частью их дети похожи на мать. Взгляните сюда, мадемуазель.
Он указал на портрет девушки лет девятнадцати с волосами как золотые нити и большими, смеющимися голубыми глазами. Цвета были материнскими, но в лице ощущалась энергия, несвойственная мягким чертам жены Симеона Ли.
– О! – воскликнула Пилар.
Ее лицо покрылось румянцем. Сняв с шеи медальон на длинной золотой цепочке, она нажала пружину и открыла его. Пуаро увидел то же смеющееся лицо.
– Моя мать, – сказала Пилар.
