Станислас-Андре Стееман - Последний из шестерки
Однако рассчитывать на то, что допрос Перлонжура даст больше, нежели допрос его друга, не приходилось. Он еще раз убедился, что дело слишком сложно, чтобы при помощи одних вопросов, как бы ловко их ни ставить, можно было разоблачить убийцу.
– Пригласите месье Перлонжура. Нет, подождите минуточку…
И он снял телефонную трубку.
– Да, Венс слушает… Обнаружен?.. Как? Что вы говорите?..
Он внимательно слушал, и лицо его все больше мрачнело.
Наконец он повесил трубку и повторил более жестким тоном:
– Пригласите месье Перложура.
ГЛАВА XX
ПЕРЛОНЖУР СКРЫВАЕТСЯ
Перлонжур вошел в кабинет и, последовав приглашению детектива, сел. Выглядел он как обычно, то есть был похож на обиженного ребенка, но уверенности в себе ему явно не хватало, не то что Сантеру.
Он украдкой взглянул на месье Венса, затем на секретаря.
– Я как раз собирался зайти к вам, месье Венс, когда один из ваших людей явился ко мне в гостиницу и сказал, что вы хотите срочно меня видеть. Он счел даже нужным проводить меня сюда, хотя, между нами говоря, беседа с ним не представляет особого интереса.
– Вы собирались зайти ко мне? Зачем?
– Я… Я хотел предложить вам свои услуги.
– Чего ради?
– Ради того, чтобы найти убийцу моих друзей.
– Слишком поздно! – сурово сказал месье Венс. – У меня уже нет возможности принять ваши услуги, по крайней мере, в том смысле, как вы это понимаете.
И точно так же, как Сантеру, он коротко, в довольно резких выражениях изложил положение дел своему собеседнику.
Тот слушал его не перебивая.
– Я ожидал этого, – сказал он детективу, когда тот умолк.
Однако месье Венсу показалось, что голос выдавал его, ибо звучал не так твердо, как хотелось бы Перлонжуру.
– Чего вы ожидали? – настаивал инспектор нарочито агрессивно.
– Всех этих подозрений… Быть может, следовало бы даже сказать: «этого обвинения»?.. В какой-то мере оно было неизбежно… Те из нас, кого еще не настиг убийца, попадают под удары правосудия… Ваши выводы – соблазнительные, ничего не скажешь, – не оставляют нам никакого выбора, делать нечего, придется, видно, дать убить себя, чтобы доказать свою невиновность!
Это замечание было чересчур справедливым, чтобы оставить месье Венса равнодушным.
– Увы, да, месье Перлонжур! Такова ситуация. Радоваться, я с вами абсолютно согласен, тут нечему, и, надеюсь, вы понимаете, что для вас жизненно важный интерес состоит в том, чтобы дело это разрешилось в самое короткое время. Ваш друг Сантер выразил глубокое возмущение, когда мне пришлось допрашивать его. От всей души надеюсь, что вы проявите больше благоразумия. Я говорил это месье Сантеру и повторяю вам: в данный момент мне не хотелось бы касаться гибели Намота… Но хотелось бы от вас услышать, где вы находились в тот день, когда стреляли в Жернико?
– Я ездил повидаться со своей старой матерью, которая живет в деревне В…
– Если не ошибаюсь, вы должны были встретиться с Сантером в тот же вечер у него на квартире?
– Да, это так. Но я опоздал на поезд и приехал позже, чем предполагал.
– Месье Сантер утверждает, что встретил вас на лестнице, когда возвращался домой вместе с доктором Тьено.
– Верно, я дошел как раз до площадки второго этажа, когда появились они…
– Полагаю, вы прямо с вокзала направились к другу?
– Нет, я задержался, встретив на перроне старого товарища по учебе, который уезжал за границу.
– Каким образом вы вошли в дом Сантера? Видимо, через дверь черного хода?
– Да, я привык ходить там, чтобы не отвечать каждый раз на вопросы консьержа.
Месье Венс записал в блокнот часы следования поездов, на которых ехал Перлонжур, собираясь тщательно проверить его слова.
– А теперь, с вашего позволения, вернемся к убийству Нестора Грибба. Согласитесь, случай довольно странный, но почему-то всякий раз, как совершается преступление, вы появляетесь там буквально через несколько минут… В тот момент я спрашивал вас об этом, однако вы отказались сказать мне, что привело вас к вашему другу. Вы заявили, что собирались поговорить с ним по личному делу. Вы и теперь не хотите отвечать на этот вопрос?
Перлонжур вздохнул.
– Мы с Сантером чуть не поссорились тогда из-за… из-за одной женщины. И в тот день я решил добиться окончательного объяснения с ним, что, впрочем, я и сделал двумя или тремя днями позже. Добавлю…
Казалось, он колебался.
– …что я не без труда решился на этот шаг. И в тот момент, когда я уже собирался войти в дверь черного хода, страх произнести непоправимые слова удержал меня, я прислонился к стене, чтобы еще раз обдумать положение, и… несколько минут, вероятно, провел так.
А-а! – молвил месье Венс. Молодой человек мог, конечно, провести эти десять минут совсем иначе, не так, как говорил. С другой стороны, ничто не вынуждало его к такому признанию, и, быть может, именно это обстоятельство послужило причиной того, что убийца Грибба – если он действовал соответственно выводам месье Венса, сделанным им в день убийства, – вынужден был бежать по крышам, не решившись из страха быть узнанным выйти через дверь черного хода и пройти таким образом мимо Перлонжура.
– Вы сообщили мне по телефону о возвращении Юбера Тиньоля, – снова заговорил детектив. – Что вы делали после того, как позвонили мне?
– Я остановил такси и попросил отвезти меня па аэродром.
– Я не заметил вас на летном поле.
– Ничего удивительного. Такси по дороге сломалось, и я потерял драгоценное время, пока искал другое. Когда я приехал на аэродром, толпа начала уже расходиться…
– А-а! – снова молвил месье Венс.
Не исключено, что молодой человек говорил правду, но отсутствие возможности найти свидетелей, которые подтвердили бы его слова, открывало широкое поле для всяческих подозрений.
– И вы, конечно, не запомнили номеров такси, на которых ехали к аэродрому?
– Конечно, нет.
– Что вы сделали, когда поняли, что приехали слишком поздно на встречу с вашим другом?
– Я вернулся к себе.
– На чем?
– На трамвае… Я… Я не очень богат, месье Венс.
– Это как сказать. Когда-нибудь вы станете очень богаты… если Богу угодно будет сохранить вам жизнь.
– Нет. С первой моей встречи с Сантером я выразил намерение отказаться от состояния моих друзей.
– Вас обязывает принять его пакт, который вы заключили пять лет назад.
– Ошибаетесь. Никто на свете не сможет обязать меня к этому.
– Такое бескорыстие производит, прямо скажем, приятное впечатление… Кто-нибудь видел вас, когда вы возвращались к себе в гостиницу в тот вечер? Вообще мог бы кто-нибудь подтвердить ваши сегодняшние показания?