Жорж Сименон - Вдовец
Со времени смерти Жанны маленький Пьер явно избегал его. Он ни разу не зашел к нему, а когда им случалось встретиться на лестнице, мальчик бросался бежать, словно ему сразу становилось некогда.
Он не заметил, в котором часу старуха вернулась. Но вечером она была уже дома, он понял это по характерному скольжению ее домашних суконных туфель над его головой.
Однажды Жанна, слыша наверху этот легкий, словно трепетание крыльев, шорох, улыбаясь сказала:
— Наш добрый призрак укладывается бай-бай.
Он подозревал, что между нею, мадемуазель Кувер и ребенком существуют какие-то очень близкие отношения, к которым его не допускают. Возвращаясь оттуда, с четвертого этажа, где она проводила немало времени, Жанна никогда не рассказывала, о чем они там говорили.
И в непринужденной болтовне Жанны с мальчиком он тоже иной раз улавливал намеки на какие-то события их жизни, о которых не знал. В то время это его не беспокоило. Он не понимал детей. Они немного пугали его, меньше, правда, чем животные, но совершенно так же, а может быть, по тем же самым причинам, и он старился держаться подальше от них.
На следующий день после путешествия мадемуазель Кувер в город произошло уже нечто более определенное. Около четырех часов наверху, на четвертом этаже, открылась дверь и кто-то начал спускаться по лестнице. Мелкие шажки старой девы нельзя было спутать с походкой какого-либо другого жильца. С тех пор, как глаза ее стали плохо видеть, она вставала на каждую ступеньку двумя ногами, тяжело дышала, цепляясь одной рукой за перила, а другой шаря по стене.
Лестница была крутая, и на поворотах ступени с одной стороны образовывали острый угол. Другая старуха, прежде жившая на пятом этаже вместе с мужем, таким же старым, как она, на таком повороте упала и сломала себе шейку бедра. Умереть она не умерла, но больше года пролежала в гипсе, и с тех пор ее в доме никто уже не видел, ее отправили в богадельню.
Он слышал, как мадемуазель Кувер медленно спускается, останавливаясь через каждые две ступени, затем спускается дальше. Потом шаги ее достигли площадки перед его дверью и остановились.
Ему казалось, что это длится целую вечность. Она не стала спускаться ниже. Но и не стучалась к нему в дверь. Им овладело нетерпение, потом беспокойство, он подумал, не стало ли старухе дурно, но тут вдруг вновь услышал ее шаги — на этот раз она карабкалась обратно, на свой четвертый этаж.
Он подошел к двери, распахнул ее и на пороге увидел мелькнувший кусок темной юбки.
Это было в четверг. Разгадка последовала только на следующий день, в пятницу, приблизительно в то же время дня. Он сидел в своем кресле, когда на лестнице послышались шаги и, как накануне, затихли перед его дверью. Неужели она снова, как вчера, постоит какое-то время в темноте и снова повернет назад?
С полминуты за дверью было совершенно тихо, потом, наконец, раздался стук в дверь.
Он тотчас же отворил и был поражен серьезным видом старой девы. На ее всегда бледном лице было выражение человека, решившегося на какой-то важный шаг, и даже одета она была хоть и не столь торжественно, как два дня назад для выезда в город, но и более строго, чем обычно одевалась дома.
— Я вам не помешала?
Она недоверчиво оглядела комнату, как бы удостоверяясь, что он один.
— Нисколько. Входите, пожалуйста.
Он указал на свое еще теплое кресло. Она отрицательно покачала головой.
— Это слишком низко для меня. Я предпочитаю стул.
Она внимательно оглядывала белые стены, чертежи букв, кисти, мокнущие в стакане, затем незаметно бросила через полуоткрытую дверь взгляд в столовую, которая столько времени была резиденцией Жанны.
Должно быть, она знала квартиру в мельчайших подробностях по ее рассказам, да, вероятно, и многие подробности их жизни тоже. А может быть, она уже бывала здесь в его отсутствие?
Не решаясь сразу начать разговор, она скрестила руки на животе. И он понял, что разговор будет долгим. Словно какой-то механизм внутри нее медленно приходил в движение; потом все же он заработал, и бледные губы зашевелились.
— Поверьте, не от хорошей жизни я к вам пришла…
Неподвижный взгляд ее был устремлен не на него, а на окно. Она помолчала немного, по-видимому, ожидая, что он придет ей на помощь, будет задавать вопросы.
— Вы не догадываетесь, зачем я к вам пришла?
— Нет.
— Да, выходит, она была права.
— Вы о Жанне говорите?
Он не чувствовал в ней никакой симпатии к себе, напротив. Казалось, ее даже покоробило, что он так просто произнес имя покойной.
— Если бы не мои глаза, а из-за них у меня все меньше заказчиц, и не начало учебного года…
Он начинал уже понимать, что речь пойдет о каких-то деньгах, но даже отдаленно не представлял себе всей правды. Между тем, при жизни Жанны, у него иной раз возникали некоторые вопросы относительно старухи, но он не пытался искать на них ответа, это вообще было ему не свойственно.
— Ведь за лето он еще подрос, мне придется одеть его заново с ног до головы.
Перед ним сидела статуя, каменное изваяние. Она не двигалась. Лицо оставалось неподвижным. Только губы после продолжительных интервалов, во время которых глаза ее по-прежнему были устремлены в окно, медленно начинали шевелиться.
— Теперь, когда ее нет и некому о нем позаботиться…
Ему показалось, что он понял.
— Вы хотите сказать, что Жанна помогала вам?
Это не удивило его. И все же тут было что-то неприятное: где же она брала на это деньги?
— Ну само собой, это она платила мне за его содержание…
Она обратила на него сердитый, недоверчивый взгляд.
— Поверьте, я предпочла бы воспитывать его дальше одна, не так-то приятно было мне идти к вам…
— Значит, Пьер…
— Любая женщина догадалась бы сразу. Если бы вы, как всякий мужчина, не так были заняты собой, вы бы тоже это поняли… Я собиралась идти с этим не к вам, а к господину Жаку… Я ходила в полицию, туда, на улицу Берри, где они занимались ее делом, спрашивала у них его фамилию и адрес… Они отказались дать мне его…
Так вот, значит, зачем она позавчера надевала свое лучшее платье и ожидала автобус на углу бульвара…
— Я и в гостиницу «Гардения» ходила. Они были со мной очень любезны, но сказали, что не имеют права сообщать адреса своих клиентов. Хоть бы она, уходя туда, шепнула мне, что я теперь должна делать…
Пьеру сейчас нет и десяти. Значит, ему было года полтора, когда Жанна вошла в жизнь Жанте. Она никогда не говорила, что у нее есть ребенок. Дождалась, чтобы ему исполнилось шесть лет, когда надо было идти в школу, и поселила его в этом же доме у старой девы.
