Жорж Сименон - Мегрэ в Виши
— Скорее деревушка…
— Там есть врач?
— В ту пору не было.
— И вы выбрали для родов деревушку без врача?
— А как, по-вашему, рожали наши матери?
— Вы сами выбрали это место? Прежде уже бывали там?
— Нет. Я посмотрела дорожную карту…
— Вы ездили туда одна?
— Интересно знать, как вы допрашиваете виновных, если так мучаете ни в чем не повинных людей, которые вовсе не…
— Я вас только спросил, ездили ли вы туда одна…
— Нет.
— Уже лучше. Вы же видите, что гораздо проще сказать правду, чем хитрить. Кто вас сопровождал?
— Моя сестра.
— Вы говорите о вашей сестре Элен?
— У меня нет другой.
— В то время вы обе жили в Париже и встречались случайно… Вы даже не знали, где она работала… Она с таким же успехом могла быть содержанкой…
— Это меня не касалось…
— Вы не любили ее, а она — вас… Вы встречались так редко, насколько это возможно — и вдруг она бросает свою работу, чтобы сопровождать вас в какую-то затерявшуюся в Бургундии деревушку…
Франсина Ланж не нашла что сказать.
— Как долго вы там оставались?
— Месяц…
— Вы жили в отеле?
— В сельской гостинице…
— Вам помогала акушерка?
— Я не уверена в том, что она была акушеркой, но помогала всем женщинам в округе…
— Как ее звали?
— Тогда ей было лет шестьдесят пять… Должно быть, она умерла…
— Вы не запомнили ее фамилию?
— Мадам Радеш…
— Вы заявили в мэрии о рождении ребенка?..
— Конечно…
— Вы сами это сделали?
— Я еще лежала в кровати… Моя сестра ходила туда с хозяином гостиницы, выступавшим в роли свидетеля…
— Вы впоследствии видели запись актов гражданского состояния?
— А почему я должна была ее смотреть?
— У вас есть копия свидетельства о рождении?
— Это было так давно…
— Куда вы отправились потом?
— Послушайте, я больше не могу… Если вы собираетесь задавать мне вопросы часами, то приезжайте ко мне сюда…
Невозмутимый Лекёр уточнил:
— Куда вы увезли ребенка?
— В Сент-Андре… Сент-Андре-де-Лавьон, в Вогезах…
— На автомобиле?
— У меня тогда еще не было машины…
— У вашей сестры — тем более?
— Она никогда не водила машину…
— Она сопровождала вас?
— Да!.. Да!.. Да!.. А теперь думайте что хотите… С меня довольно, слышите?.. Довольно!.. Довольно!.. Довольно!..
С этими словами она повесила трубку.
Глава 6
— О чем ты думаешь?
Вопрос всех семейных пар, всех тех, кто годами живет бок о бок с супругом, кто наблюдает за его поведением, кто, натолкнувшись на непроницаемое лицо, на глухую стену взгляда, не может удержаться от соблазна робко пробормотать:
— О чем ты думаешь?
Надо сказать, что мадам Мегрэ никогда не произносила этих слов, если чувствовала, что муж не спокоен, словно существовала зона, в которую она не имела права проникать.
После долгого телефонного разговора с Ла-Рошелью можно было расслабиться, ужиная в успокаивающе белой столовой их отеля с ее зелеными растениями, с бутылками вина и цветами на столах.
Казалось, никого не занимала чета Мегрэ, которая тем не менее не переставала быть в центре ненавязчивого внимания с оттенком восхищения и уважения.
Теперь — вечерняя прогулка. Где-то далеко в небе слышались раскаты грома, и в неподвижном воздухе время от времени проносились непродолжительные порывы ветра.
Словно по привычке, супруги пришли на улицу Бурбонне, где свет горел лишь в одном из окон второго этажа, в комнате толстой мадам Вирво. Малески отправились на прогулку или в кино.
Первый этаж погрузился в темноту и тишину. Мебель вновь стояла на своих местах. Элен Ланж умерла.
Несомненно, в один прекрасный день содержимое этого дома будет свалено в кучу на тротуаре и какой-нибудь веселый аукционист будет распродавать с молотка то, что обрамляло существование дамы в лиловом.
Увезла ли Франсина с собой фотографии? Маловероятно. Также маловероятно, что она кого-нибудь пришлет за ними. Их продадут вместе со всем остальным.
Супруги уже подошли к парку, где волею судьбы почти всегда заканчивались их прогулки, когда мадам Мегрэ задала свой вопрос:
— О чем ты думаешь?
— Я полагаю, что Лекёр отлично расследует это дело, — ответил муж.
Вопросы, которые внезапно, один за другим, задавал комиссар из Клермон-Феррана, не давали Франсине времени подумать, они были достаточно хороши для того, чтобы привести ее в замешательство. Он извлек почти все возможное из сведений, оказавшихся в его распоряжении, добился результатов, которые послужат основой для дальнейшего расследования.
Почему все же Мегрэ не был полностью удовлетворен? Вполне возможно, он повел бы беседу иначе. Два человека, даже если они используют один и тот же метод, действуют неодинаково.
Но речь шла не о методе. В глубине души комиссар завидовал своему коллеге, его уверенности в своих силах.
Для Мегрэ, например, дама в лиловом была не только жертвой убийства, не только особой, ведущей определенный образ жизни. Он начал узнавать ее ближе и невольно пытался углубить это знание.
Во время прогулки он то и дело мысленно возвращался к истории двух сестер, в то время как Лекёр, ни о чем не тревожась, бодро ехал на встречу со следователем.
Что реального узнает об этом деле сидящий в служебном кабинете следователь, когда все живое будет выхолощено сухими, размеренными фразами официальных рапортов?
Две сестры в поселке на берегу Атлантического океана, в лавке, расположенной возле церкви. Мегрэ знал такие поселки, жители которых работают и на земле, и на море. Четверо или пятеро фермеров там имеют настоящие садки для разведения устриц и мидий.
Комиссар видел перед собой женщин, старых и молодых, в том числе и маленьких девочек, встающих на заре, а иногда и ночью — в зависимости от часа прилива. Они носили толстые фуфайки и старые мужские куртки, были обуты в резиновые сапоги.
Они собирали устриц на отмелях песчаного берега, в то время как мужчины занимались мидиями, налипшими на ветви, которые поддерживали колышки.
Большинство девочек не заканчивали и начальную школу, да и мальчики тоже не преодолевали этот барьер, — во всяком случае, в ту пору, когда сестры Ланж жили в поселке.
Элен была исключением. Она ходила в городскую школу и получила образование, позволившее ей работать в конторе.
Эта барышня утром уезжала на велосипеде, а вечером возвращалась.
А ее сестра? Пусть позже, но разве не справилась с трудностями?
«Они обе в Париже… Их больше не видно в родном краю… Они нас презирают…»
Их бывшие подруги по-прежнему собирали по утрам устриц на отмели и наполняли садки для мидий. Они вышли замуж и растили детей, игравших, в свою очередь, на церковной площади.
