Марджери Аллингем - Полиция на похоронах. Цветы для судьи (сборник)
Они прошли по коридору в библиотеку, где в камине до сих пор ярко горело пламя.
— Простите, что не предлагаю вам выпить, — смущенно отдуваясь, сказал Уильям. — Ключ от буфета, как видите, снова убрали. С возрастом людям в голову начинают приходить всякие идеи… Я сам не большой любитель выпить, но… Что ж, давайте покурим. Угощайтесь.
Он протянул Кэмпиону ящик с сигарами. Когда маленькая церемония раскуривания была завершена, Уильям уселся в зеленое кожаное кресло и взглянул на гостя маленькими голубыми глазками, странно смотревшимися на столь широком и румяном лице.
— В вашем кресле раньше сидел Эндрю, — вдруг сказал он. — Полагаю, похороны состоятся в понедельник? Цветов в это время года немного… — Тут Уильям опомнился, пресек поток своих мыслей и выдал подобающее случаю замечание: — Бедный Эндрю!
Мистер Кэмпион молчал и в синем сигарном дыму выглядел еще растеряннее, чем обычно. Однако дяде Уильяму не терпелось выговориться; его мысли в фантастическом танце перескакивали с одной темы на другую.
— Склочный и злобный был тип вообще-то, — проворчал Уильям. — Слава богу, сумасшедших в нашем роду никогда не было, но человек посторонний и несведущий мог бы подумать, что он малость того. — Помолчав немного, он карикатурно прищурил мешковатое веко и добавил: — Пил как сапожник — тайком, разумеется.
Малая гостиная не отличалась уютом. Люстры были без абажуров: из плафонов в форме кувшинок вверх торчали голые лампочки; яркий электрический свет создавал атмосферу стерильного холода, которую не мог развеять даже пылавший в камине огонь.
Мистер Кэмпион начал понимать слова Маркуса о том, что в такой обстановке он и сам мог бы кого-нибудь убить. Изо дня в день сдерживать душевные порывы — что особенно мучительно для молодых — здесь приходилось взрослым людям, и Кэмпион невольно поежился: под твердой скорлупой внешних приличий человеческая природа начинала бродить, разлагаться. Невозможно было сказать, какую страшную тайну хранит этот старинный дом, однако ее существование не вызывало сомнений.
На землю мистера Кэмпиона спустило появление рослой Элис: она внесла в комнату серебряный поднос с графином, сифоном и бокалами. Даже не взглянув на присутствующих, она безмолвно поставила все на стол и поспешно удалилась. Только тут Кэмпион обратил внимание на лицо Уильяма — и сразу повеселел.
Дядюшка Уильям, по-видимому, воспринял приход горничной как явление некоего волшебного духа. С почти детским восторгом и удивлением он вскочил на ноги и прошел к столу, чтобы исполнить обязанности хозяина дома.
— Старуха еще помнит, как надо встречать гостей, — слава богу! — Наполнив стаканы, Уильям вновь уселся в кресло. — Черт возьми! После такого дня грех не выпить. Я скоро пойду прогуляться — вы ведь не против?
Он с надеждой поглядел на Кэмпиона и заметно обрадовался, когда тот помотал головой. Проглотив целый стакан виски с содовой, он уже хотел сказать что-нибудь на прощание, когда в комнату заглянула Джойс.
— Здравствуйте, — удивленно сказала она. — Вы уходите?
Дядя Уильям откашлялся.
— Хотел совершить моцион перед сном. Засиделся, знаете ли! Этот чертов полицейский меня все утро продержал в четырех стенах.
Джойс проводила Уильяма потрясенным взглядом, а затем села в его кресло. Кэмпион заметил у нее в руке портсигар и поспешно достал свой.
— Неужели это здесь разрешено? — спросил он, подавая ей огонь. — Если пожелаете, я вас за пять дней избавлю от дурной привычки. В карри мое снадобье никто не отличит от чеснока.
Джойс вежливо засмеялась.
— Моя маленькая слабость. Иногда владыка милостиво разрешает мне выкурить сигаретку. Знаете, это даже мило: после ужина миссис Каролина говорит, что теперь можно пойти наверх писать письма. Поначалу я не понимала, но она мне однажды намекнула: мол, сегодня молодые люди курят весьма ароматные сигареты. Это считается приличным. Говорят, даже сама королева покуривает. Но я должна это делать у себя в комнате, чтобы не подавать плохой пример тетушкам. — Джойс умолкла и покосилась на Кэмпиона. — Ужас какой, правда?..
— Да, живете вы странновато, — осторожно ответил тот. — Наверно, ваш дом — последний в своем роде?
Девушка пожала плечами.
— Очень надеюсь. Ужин был кошмарный, верно? Так всегда и бывает, только обычно… ну, вы понимаете… раньше нас было больше.
— Ужин мне понравился, — мужественно солгал мистер Кэмпион. — Однако учебник по этикету меня подвел. В моем говорится, что за столом непринужденную светскую беседу можно начать, к примеру, во время передачи графинчика для уксуса. Тут я, конечно, дал маху, поскольку графинчик для уксуса у каждого был свой. Иначе, поверьте, я имел все шансы стать душой компании.
Джойс покраснела.
— Да уж, отдельные солонки и перечницы выдают в нас мизантропов, правда? Это все Эндрю виноват. Когда я только сюда переехала, за ужином разразилась жуткая ссора: Эндрю отказался передать тете Джулии перец, притворившись, что не слышит ее просьб. А когда она стала упорствовать, он надул щеки и заявил, что с перцем ей пора завязывать — мол, характер и без того не сахар. Джулия пожаловалась миссис Каролине… в общем, поссорились, как дети малые! На следующее утро у каждого стоял свой набор приправ — и стоит по сей день. Даже удивительно, насколько подобные глупости и пустяки могут раздражать.
Мистер Кэмпион был куда более потрясен этим забавным рассказом, чем дал понять, и от греха подальше спрятался в густом облаке дыма. Девушка рассеянно смотрела на огонь, легонько сжимая сигарету двумя пальцами.
— Полагаю, фотопортрет дяди Роберта вы тоже заметили?
— Кого-кого? — переспросил Кэмпион. Мысль о том, что у Фарадеев, возможно, есть еще один родственник, привела его в ужас.
На лице девушки мелькнула улыбка.
— О, не волнуйтесь. Бедняга давным-давно умер. Это был муж тети Китти. И брат моей матери, — добавила она с некоторым вызовом в голосе. — Портрет сделали, когда он был еще молод — тогда, наверное, подобное считалось смешным. Его избрали президентом какого-то сообщества пеносдувателей — или что-то в этом роде. — Джойс умолкла и посмотрела мистеру Кэмпиону в глаза. — Семья всегда считала, что тетя Китти неудачно вышла замуж, вступила в неравный брак. Мне, кстати, так не кажется. Дядя Роберт был доктором, но дела у него шли неважно. После его смерти тетя Китти сохранила эту фотографию, увеличила и вставила в раму, а потом привезла сюда. Она бы так и стояла у нее на туалетном столике, если бы не дядя Эндрю. Однажды он увидел портрет и заявил, что такой памятный шедевр должен непременно висеть в столовой. Тетушка Китти была польщена. Впервые в жизни кто-то проявил интерес к ее покойному мужу, а она его очень любила, бедняжка. — Джойс вздохнула. — Конечно, все остальные увидели то, что так насмешило Эндрю, — вульгарность дяди Роберта. За спиной у тети Китти он называл портрет «унизительной мазней».
