Гастон Леру - Тайна Желтой комнаты
Так прошел этот вечер, мой друг. Не знаю почему, но образы Робера Дарзака и мадемуазель Станжерсон не покидали меня всю ночь. Теперь можете себе представить, какое впечатление произвела на меня весть о покушении на мадемуазель Станжерсон. Как было не вспомнить слова ее спутника: «Неужели мне придется совершить преступление, чтобы добиться вас?» Но не эту фразу я прошептал Дарзаку при нашей первой встрече в Гландье. Слов о доме и саде, которые мадемуазель Станжерсон прочла в письме, оказалось достаточно, чтобы перед нами распахнулись ворота замка. Думал ли я тогда, что Робер Дарзак может оказаться преступником? Конечно нет! В этот момент я серьезно ни о чем не думал. Практически я еще ничего не знал и просто хотел убедиться, что Дарзак не ранен и его рука в полном порядке.
Когда мы остались вдвоем, я рассказал ему о случайно услышанном разговоре в саду Елисейского дворца и напомнил фразу о преступлении, которое ему придется совершить. Это его сильно смутило, но, странное дело, значительно меньше, чем слова о доме и саде. По-настоящему же он пришел в ужас, узнав, что я связываю все это с письмом, которое мадемуазель Станжерсон получила в сороковом почтовом отделении во второй половине того же дня. Мое предположение подтвердилось, когда в лабораторном тигле обнаружился клочок этого письма, датированного двадцать третьим октября. Вернувшись из Елисейского дворца, мадемуазель Станжерсон попыталась его сжечь.
Напрасно Робер Дарзак утверждал, что это письмо никак не связано с преступлением. Полный отчаяния тон мадемуазель Станжерсон, его собственные слезы и угроза совершить преступление, произнесенная после чтения письма, говорили о многом. Я посоветовал ему не скрывать эту историю от правосудия.
Робер Дарзак нервничал все больше и больше, и я решил использовать свое преимущество.
— Вы должны были жениться, господин Дарзак, — сказал я небрежным тоном, не глядя на своего собеседника, — и вдруг эта свадьба расстраивается из-за автора письма, причем вы сразу заявляете о необходимости совершить преступление, чтобы заполучить свою собственную невесту. Значит, кто-то стоит между вами и мадемуазель Станжерсон, сударь, и этот человек пытается даже убить ее, лишь бы она не вышла замуж. Вам остается только сообщить мне имя преступника, господин Дарзак, — закончил я свою обвинительную речь, не подозревая того, что сказал что-то ужасное. Подняв глаза, я увидел искаженное лицо Робера Дарзака, покрытый крупными каплями пота лоб и глаза, полные страха.
— Господин Рультабиль, — сказал он мне, — моя просьба, быть может, покажется вам безрассудной, но в обмен я готов отдать всю свою жизнь. Не надо говорить следователю о том, что вы видели и слышали в саду Елисейского дворца. Ни следователю, ни кому бы то ни было другому. Клянусь вам, что я невиновен, и я знаю, я чувствую, что вы мне верите. Но пусть уж лучше подозревают меня и не ищут смысла фразы о доме и саде. Правосудию незачем знать о ней. Разбирайтесь с Желтой комнатой сколько хотите, я вам не помешаю, только забудьте о вечере в Елисейском дворце. Больше того, я вам готов помочь. Вы найдете сотню других путей отыскать преступника. Хотите устроиться в замке? Распоряжайтесь здесь, как хозяин. Наблюдайте за моими действиями, за поведением всех остальных, но выбросьте из головы Елисейский дворец и тот вечер.
Здесь Рультабиль остановился, чтобы передохнуть. Я понимал теперь необъяснимое поведение Робера Дарзака по отношению к моему другу и легкость, с какой он проник на место преступления. Все, что я узнал, необычайно возбудило мое любопытство, и я попросил Рультабиля подробнее рассказать о событиях минувшей недели. Что означают его слова об уликах против Робера Дарзака, не менее веских, чем трость, найденная Ларсаном?
— Все обращается против него, — ответил мой друг, — и положение становится очень серьезным. Причем, самого Дарзака это, похоже, вовсе не беспокоит. Он не прав, но его интересовало только здоровье мадемуазель Станжерсон, которое со дня на день улучшалось, пока вдруг не произошло событие еще более таинственное, чем покушение в Желтой комнате.
— Это невозможно! — воскликнул я. — Что может быть более загадочным, чем это странное преступление?
— Вернемся сперва к Роберу Дарзаку. Я вам говорил, что все обращается против него. Следы модных туфель, открытые Фредериком Ларсаном, могут быть его отпечатками. След велосипеда — может быть отпечатком его велосипеда. Он всегда оставлял свой велосипед в замке. Почему вдруг он забирает его в Париж? Разве он не должен был возвращаться в замок? Разве расторжение помолвки должно привести к разрыву его отношений с профессором и его дочерью?
Что же получается? Ларсан полагает, что между ними наступил полный разрыв. С того дня, как Робер Дарзак сопровождал мадемуазель Станжерсон в универсальный магазин, и до дня, следующего за преступлением, бывший жених в Гландье не появлялся. Причем, именно находясь в его обществе, мадемуазель Станжерсон потеряла свою сумочку и ключ с медной головкой.
С того дня и до вечера в Елисейском дворце профессор Сорбонны и мадемуазель Станжерсон больше не виделись. Но, может быть, они писали друг другу? Мадемуазель Станжерсон отправилась в сороковое почтовое отделение за письмом, которое, по мнению Ларсана, было от Робера Дарзака. Ибо следователь, зная, что произошло в Елисейском Дворце, принужден думать, будто это Робер Дарзак украл сумочку с ключом, чтобы подчинить себе дочь старого Станжерсона, овладев наиболее ценными его бумагами. Может быть, он предлагал возвратить их, если свадьба все-таки состоится?
Эта гипотеза весьма сомнительна и почти абсурдна, но существует одно серьезное обстоятельство. Во-первых, странная вещь, которую я не могу себе объяснить: господин Дарзак лично отправляется двадцать четвертого на почту и спрашивает письмо, которое накануне уже получила мадемуазель Станжерсон. Описание человека, явившегося на почту, полностью соответствует внешности Дарзака. Он же на поставленный судебным следователем вопрос утверждает, что даже не приближался ни к какой почте. И я ему верю.
Допустим даже, что письмо написал он, хотя это весьма сомнительно. Но ведь Дарзак видел это письмо у своей невесты в саду Елисейского дворца. Зачем же идти двадцать четвертого на почту и требовать письмо, которого, как он прекрасно понимал, там уже не было? По моему, это кто-то чрезвычайно похожий, скорее всего вор, укравший сумочку и требовавший в этом письме чего-то от мадемуазель Станжерсон. Чего-то, что не произошло! Должно быть, для вора это было неожиданностью, и он отправляется на почту, желая удостовериться, получено ли адресатом письмо с буквами «М.А.Т.С.Н.» на конверте.
