Кэрол Дуглас - Авантюристка
Попугай вытянул взъерошенную шею. Чешуйчатый желтоватый клюв схватил подачку – да так проворно, что я едва успела отдернуть пальцы. Казанова перевернулся вниз головой на насесте, который, образно выражаясь, по-прежнему хранил следы хронических потопов, несмотря на ежедневные труды Софи.
Попугай перекинул виноградину из клюва в когти, посмотрел на меня и подозрительно склонил голову – ни дать ни взять Долговязый Джон Сильвер из романа Стивенсона, мысленно прикидывающий размер гроба для капитана «Испаньолы»!
– Ну уж нет, гадкая птица, – предупредила я, – пощады не жди! Дали тебе сокровище – изволь изъясняться по-французски! Ну! Pairlay![30]
Казанова принялся выводить французские трели – сальные, но на чистом парижском выговоре, – к большому неудовольствию Люцифера. Я покорно транскрибировала все, что приходило в голову попугаю.
В тот вечер я легла рано, дабы подчеркнуть свое равнодушие к мероприятию друзей, но сон не шел. Лишь после того как часы пробили два, с лужайки донесся цокот копыт, и не ранее чем через час мои скрупулезные преступники заперли коней в конюшне и по-разбойничьи прокрались в дом.
– Ну-у-у? – Я встретила их на лестнице, одетая в пеньюар и со светильником в руке. В эту минуту я казалась себе старомодным отпрыском призрака Марли и леди Макбет. – Надеюсь, в доме Монпансье вы вели себя учтивее. Между прочим, кое-кто нарушил мой крепкий сон!
Воспитывая непослушных детей и заблудших взрослых, порой не грех и приврать, дабы упрочить в них чувство вины. Этому правилу меня уже давно научила жизнь.
– Какая жалость. – Похоже, Годфри разгадал мою уловку. – Должно быть, тебе очень хочется спать, и ты вряд ли сможешь выслушать наш длинный рассказ.
– Боюсь, этой ночью мне уже не до сна, – вздохнула я. – Вы тут шумите, что есть мочи, а гадкая птица горланит ночь напролет.
Подруга сняла берет и встряхнула волосами:
– Ох, Нелл, если б ты только знала, как нам тебя не хватало. Пока ты спала, я тщетно пыталась скопировать почерк пьяного моряка.
– Так вы нашли загадочные письма! – Сгорая от любопытства, я стремглав бросилась вниз и проследовала за негодниками в гостиную.
Годфри посветил фонарем на кучу бумаг, которую Ирен вывалила на покрытый шалью стол. Я с интересом вытащила один из листков: в ту пору, когда я работала машинисткой, бумажная работа стала моей слабостью.
– Сплошная неразбериха, – посетовала я.
– Видела бы ты оригинал! – резко возразила подруга. – Я, знаешь ли, не привыкла писать при свете трясущегося фонаря, склонившись над этажеркой и прислушиваясь к каждому шороху!
– А… а это что такое? – поинтересовалась я, уставившись на сетку пересекающихся линий.
– Эскиз печати.
– Люцифер – и тот лучше нарисует.
– Лучше бы к Монпансье отправился он, – промолвил Годфри. – Шпингалеты совсем старые и ржавые – насилу открыли! Жуткий Пьер каждые сорок пять минут делает обход дома, а до верхних полок можно добраться только по стремянке, которая скрипит похлеще ручки насоса!
– Какой ужас. – Я села за стол, достала пенсне, столь кстати оказавшееся в кармане, и водрузила его на переносицу. – Может, при свете дня мне и удастся разобрать твои каракули. Со временем. Но печать – это просто головоломка какая-то!
– Я тоже так думала, – сказала Ирен, – пока не поняла, что кто-то намеренно сделал ее неразборчивой. В этом весь фокус. На конвертах стоит несколько печатей, одна поверх другой. И, кажется… Так! Где же остальные наброски?
Годфри достал свернутые в трубочки эскизы из выдвижного ящика стола, куда Ирен их кинула, и протянул супруге.
– Где вы их нашли? – спросила я, пока Ирен разглаживала бумаги на столе, словно обращалась за советом к планшетке для спиритических сеансов.
– На верхней полке самого дальнего стеллажа библиотеки, – ответил Годфри. – Там был тайник с фальшивой панелью. Нам пришлось снять две другие полки вместе со всеми книгами, прежде чем мы до него добрались. Бесшумно. В считанные минуты.
– Ах, вот как! Как же вам удалось отыскать нужную полку?
– Я ни при чем. Скажи спасибо Ирен. – Он кивком указал на супругу; каштановые волосы почти полностью закрывали ей лицо. – Пусть она сама объяснит, как ей это удалось. По-моему, ее внимание привлекла книга с рецептами прованской кухни, что стояла на верхней полке.
– Естественно! – воскликнула я. – Кто поставит поваренную книгу на верхнюю полку? Тот, кто не желает, чтобы ее трогали. Ни одна порядочная хозяйка так не поступит – только мужчина, который задумал скрыть свой тайник от посторонних глаз, но даже не удосужился посмотреть, за какой книгой его прячет.
– Понятно, – неуверенно проговорил Годфри. Порой мужская логика спотыкается о подобные мелочи.
Ирен по очереди поднесла наброски к свету. И тотчас просияла:
– Да! Этот повернем вот так, а этот передвинем сюда… Поняла! Где эскиз печати?
Взяв листок из рук Годфри, Ирен так близко поднесла его к свече, что я испугалась, как бы не начался пожар.
– Все именно так, как я предполагала! – воскликнула моя подруга. – В печати слились три буквы, наколотые на груди столь непохожих друг на друга людей!
– Странно, – признала я.
– Это еще не все. Взгляни! Здесь есть и другая буква. Думаю – даже уверена, – что это «N».
– Что все это значит? – спросил Годфри, словно допрашивал свидетеля.
Ирен глубоко вздохнула и откинулась на спинку стула:
– Не знаю. Очевидно, кроме двух моряков и юной француженки, мы имеем дело еще с одним человеком, а может, и не одним.
– Что было сказано в письмах? – осведомилась я.
– Много всего.
Тайна татуировок так увлекла примадонну, что Годфри пришлось продолжить за нее:
– Я прочел их, пока Ирен делала пометки в блокноте. Довольно странные послания, даже зловещие. В самых ранних говорилось о «плачевной и скоропостижной» кончине Клода Монпансье и об одном деле, в котором будет фигурировать ближайшая родственница Клода, то есть Луиза. Хотя девушка еще не достигла совершеннолетия, автор письма требовал от Эдуарда устроить им тайную встречу.
Я смотрела на Годфри с недоумением.
– Теперь понятно, почему дядя так странно себя вел, – промолвила Ирен. – Разве станет порядочный человек просить о свидании с юной беззащитной девушкой без присмотра ее опекуна?
– Да он, похоже, настоящий герой, – заметила я.
Годфри пожал плечами и продолжил:
– Со временем просьбы становились все более и более настойчивыми. Автор утверждал, что все это делается исключительно на благо Луизы. Он постоянно говорил о какой-то тайне, в которую посвящены многие люди. Эдуард требовал разъяснений, но автор писем назвал его запросы неуместными. Судя по всему, Монпансье должен был передать некоторые сведения ближайшей родственнице умершего, не вдаваясь в подробности.
