Александр Бородыня - Цепной щенок. Вирус «G». Самолет над квадратным озером
Воздух кончился. Ник выпустил изо рта пузырь. Грудь сдавило в холодных гибких тисках. Подтянул под себя круг, выпустил скобу…
…Было ли на самом деле, может быть, это только привиделось ему от кислородного голодания, но когда Ник уже повернулся, поднимаясь из зелени и мути, совсем с другой стороны глянуло еще одно знакомое мертвое лицо.
Долго он не мог отдышаться. Он видел людей, смотрящих на него с высоты волнореза, их лица. Он протер глаза. Девушки в ярких купальниках. Группа, стоящая на волнорезе, увеличилась. Рядом с девушками появились несколько подростков. Подростки были одинаково одеты: чистые белые рубашки, черные облегающие брючки и, несмотря на жару, коричневые, некрасивые, также одинаковые высокие ботинки на шнуровке. Они стояли и смотрели на него. Каждый маленький блестящий глаз похож на кончик торчащего штыка. Но Ник тут же забыл эти полудетские лица. Потерял…
Движение назад было медленным и приятным. Он бултыхал ногами, лежа на круге, он смотрел в небо, он отдыхал, все-таки его немножко подташнивало, но в отличие от чувствительного ныряльщика, никакой рвоты на губах, только горькая соль воды. Выбравшись на берег, отдал круг малышу.
Голова кружилась, и пляж слегка вибрировал, желто-голый, банановый, перед глазами. Сознательно покачивая головой, Ник поискал среди загорающих тел Ли, но не нашел. Ли куда-то делась. Ее темный купальник пропал, пропала ее плетеная сумка.
— Мальчик!..
Он зачем-то протянул руку к кругу, но ребенок оказался уже далеко в воде, подпрыгивал весело на своей красной подушке.
«Если она ушла купаться, — преодолевая головокружение, подумал Ник, — то где наша подстилка? Не могла она никуда уйти! Она видела эти пальцы. Она знала, что я там увижу… Она ждет где-то здесь… Вот же она!»
Ли подняла голову и приложила к уху часы. Он даже услышал их громкое тиканье. Она присела, подбирая ноги, и смотрела на него сквозь сверкающие черные стекла очков. Она разделась. Поэтому он и не заметил ее голой спины среди других голых спин. Ли сняла очки.
— Ма! — выдохнул он, падая в песок на колени прямо перед ней. — Спасибо!..
— Спасибо?
— Ты же знала, что я там увижу? Ты хотела, чтобы я не сблевал от страха…
Ли вернула очки на место.
— Прости, я не буду больше говорить гадости!
Руки его все еще дрожали. Он взял фотоаппарат.
— Можно?
Просыхающий, но еще влажный палец взвел затвор.
— Делай, что хочешь… — в ее голосе проскользнуло настоящее безразличие. — Снимай, как хочешь.
Он навел объектив, взяв в кадр только ее лицо и тянул время, не нажимал на спуск.
Щелчок затвора будто слегка ударил ее по щеке. Конечно, Ли не могла видеть, что сын фотографирует только ее лицо.
— Увидел это? — спросила она. Она легла на живот, подставляя солнечным лучам молочно белые узкие ягодицы (все-таки она успела загореть, остальное тело было значительно темнее).
— Ты имеешь в виду мертвецов? Мертвецов видел. Нужно было сказать, я бы и смотреть на них не стал. Они неприятно смотрятся.
Отступив на шаг, он снова взвел затвор. Теперь в кадр попали, кроме профиля Ли, ее плечи. Он еще чуть отступил, в кадре оказалась белая полоса, перечеркивающая лопатки.
Он отшвырнул фотоаппарат и растянулся на подстилке рядом с матерью. Он закрыл глаза и расслабился. Локтем он ощущал ее кожу, самый краешек ее тела. Часы тикали где-то слева, они лежали на сумке, рядом с часами валялся раскаленный фотоаппарат.
8
«Когда я проявлю эту пленку, когда буду печатать одну за другой эти фотографии, удастся ли мне вспомнить все то, что я пережил, когда щелкал затвор моего аппарата?»
За окном кельи опять гудела, улюлюкала вечерняя танцплощадка. Пристроившись на кровати, пододвинув к себе легкий столик, Ник наконец добрался до своего дневника. Он жевал конец авторучки и делал длинные паузы между записями. Ли отправилась в душ. Она всегда уходила под душ, когда уставала от своих мыслей.
«Сегодня я мог совершить убийство! — записал Ник. — Я не сделал этого! Почему? Я испугался, что нас поймают? Нет! Я пожалел эту желеобразную скотину? Тоже нет! У меня было очень мало времени? Это не оправдание. Воткнуть железку в глаз повара и надавить — времени не отняло бы. Тогда почему?
Этой фотографии не будет. Но будет фотография девочки Танечки, вполне достаточно, чтобы припомнить свою слабость.
На данный момент я испытываю сильные чувства к женщинам. Их четыре. Нужно помнить, что по отношению к каждой из них я должен идти до конца. В каждом случае это другая задача. С девочкой Танечкой все очень просто. Тут нужно подумать о том, спать мне с ней или нет. Нужно заставить ее как можно быстрее уехать из монастыря. Я сделал фотографию Ли… Тамара? Непонятно даже, как с ней увидеться, захочет ли она иметь со мной дело после всего, что случилось. В дом скульптора идти очень опасно. Мира? Где она теперь, Мира?
Все-таки меня затошнило, когда я увидел мертвеца на дне. Нужно быть посерьезнее. Нужно следить за собой. ( Этот пловец-ныряльщик был омерзителен, я никогда не должен так сгибаться.) Нужно помнить: вокруг убивают очень много людей, нужно помнить: мертвец — это уже не значимо, он труп, он не человек.
Нужно было мне все-таки идти на месяц поработать в морге санитаром, когда была возможность. Дурак, не пошел, через месяц вообще бы тошнить перестало. Санитары там, в морге, рядом с трупами спят, едят и трахаются, для них это нормально. Хороший опыт».
Одним движением он захлопнул дневник. Прежде чем толкнуть дверь комнаты, Ли постучала (действие не в ее привычках). Ник засунул книжечку глубоко в рюкзак.
В халатике, накинутом на голое тело, с расческой в руке (косметика окончательно смыта с лица, но краски все те же, яркие) Ли подошла и отняла у него рюкзак.
— Хочешь выпить?.. У нас еще кое-что осталось.
— Не хочу.
Она достала из рюкзака зеркальце. После пресной воды волосы просыхали медленно. Она стояла посреди комнаты и, рассматривая себя в зеркальце, расчесывала их.
— Ник?
— Что, ма?
— Пойдем к морю!
— Сейчас?
— Знаешь, как на воздухе хорошо… Пойдем…
— Конечно!
Собаки медленно расхаживали по двору — ленивые мягкие камни. Когда они вышли, Ли взяла его под руку — ее волосы никак не хотели просыхать, и она повязала голову темной шелковой косынкой. Танцплощадка ревела уже на полную мощность. Зеленые и желтые ракеты били с шипением в черноте звездного неба.
