Жорж Сименон - Мари из Порт-ан-Бессена
Возвращалось какое-то судно, слышался быстрый стук мотора, напоминающий стук запыхавшегося сердца. Это судно тоже приподнялось в узком проходе, и какое-то мгновение казалось, что оно заденет за край мола. Еще мгновение спустя оно очутилось на спокойной воде гавани, включило сирену, совсем коротко, словно боясь разбудить город, затем стало слышно, как служитель у разводного моста начал крутить свою рукоятку.
Со стороны моря раскачивалось другое судно, и вскоре послышались его вздохи.
Вот! Шателару ничего не оставалось, как уйти. На мостовой были разложены сети, и он не чувствовал камней под ногами.
У сестер огонь все горел; единственный свет на наклонной улице. Пока не пройдет второе судно, мост не накроют; нужно было ждать. Неповоротливый в своем дождевике служитель у моста удивленно рассматривал вынырнувшего из ночи незнакомца. Шателар попросил у служителя прикурить. Их лица сблизились, но они больше не промолвили ни слова.
Второе судно с видневшимися на мостике силуэтами прошло. Шателар смог добраться до своей машины, устроился за рулем и без особой уверенности нажал на стартер. Он почти желал, чтобы аккумулятор оказался разряженным, но с ним все было в порядке. Мотор провернулся. Шателар легонько нажал на педаль газа, доехал вдоль гавани до самого конца и затем медленно направился в сторону полей.
На борту их было семеро, а из спящего города бесшумно, словно мышки, пришли четыре женщины. Они, неподвижные и продрогшие, стояли на краю набережной, наклонившись в сторону судовых огней, к мужчинам, которые Время от времени поднимали головы, укладывая снасти. За неделю, что они провели в море, у них отросли Породы. Касаясь одним бортом столь близкой земли, они сохраняли степенные и неторопливые движения из другого мира; так же близко видели они своих жен, закутанных в шали, но заканчивали приводить в порядок свой корабль, складывая сети и закрывая люки, однако ни один из них не думал, чтобы раньше других вскарабкаться по металлическому трапу, закрепленному в камнях набережной.
Тем не менее они переговаривались, сверху вниз и снизу вверх. С одной стороны слышались слова о количестве ящиков с пойманной рыбой, с другой — о нынешних ценах на рыбу и об уловах уже вернувшихся рыбаков.
Вио не было необходимости открывать рот, поскольку его никто не встречал.
Когда настал момент завершения работ, он забрал отложенную для себя около кабестана рыбу, несколько помятых мерланов и, перейдя набережную, понес их на вытянутой руке.
Как и всегда, он потопал ногами о тротуар, чтобы стряхнуть грязь с сапог.
Открыв ключом дверь своего дома, он включил свет; его первой заботой было убедиться, что в очаге осталось хоть немного огня.
Другие, в других домах, делали то же самое.
Он открыл буфет и нашел там холодную котлету и сковороду с вареным картофелем, его нужно было лишь разогреть.
Он молча ходил взад и вперед, он был совсем один. Его дочь-глухая, и он не старался вести себя потише. Это было единственной положительной стороной ее недуга!
Он перемешал угли, поставил себе тарелку на клеенку стола. Сначала он принялся жарить картофель, и когда масло пожелтело, он неподвижно застыл, глядя на нечто, висящее на спинке стула, нечто мягкое и темное: на куртку.
Дверь в спальню, как всегда, была для тепла приоткрыта на кухню. Нахмурив брови, с недоверчивым взглядом, Вио вошел, не зажигая света. Благодаря отсветам с кухни темнота не была непроглядной.
Он подошел к кровати, на которой кто-то лежал. Вио стоя внимательно стал рассматривать лицо сына и с некоторым трепетом понял, что тот притворяется, а не спит.
По правде говоря. Марсель дрожал под простынями от нервного напряжения, от страха. Он затрясся, лишь только услышал шум сапог на пороге, а сейчас даже не дышал.
Его отец ничего не сказал и не дотронулся до него. Он повернулся и возвратился в кухню, где снова принялся за приготовление еды. Картофель почти сгорел, вскоре такой же запах пошел и от рыбы.
Наконец он откашлялся и произнес:
— Не встанешь ли поесть со мной. Марсель?
Третье судно в гавани сиреной требовало прохода под мостом. И Мари заявила в темноту:
— Если ты не дашь мне побольше места, я вернусь жить в кафе!..
Это случалось все чаще и чаще, и Эмиль, гарсон, уже издалека узнавал еще не законченный рисунок. Люди, как обычно, разговаривали с Шателаром, посетители приглашали его выпить стаканчик, и он охотнее, чем раньше, присаживался к ним за столики.
Он, должно быть, совсем не слушал, что ему говорили, потому что, присев за столик, сразу же отыскивал в одном из карманов огрызок карандаша и начинал рисовать на крышке стола — всегда одно и то же, всегда одинаково.
Сначала появлялся круг, разомкнутый вверху и соединяющийся нижней частью через что-то, напоминающее коридор, с квадратом.
Двумя месяцами ранее, если, на свое несчастье, один из гарсонов забывал стереть подобный рисунок со столика, ему уже через пять минут после ухода клиента была бы устроена головомойка с обычным: «Вы думаете, что здесь жалкая забегаловка для картежников?»
По правде говоря, Эмиль не понимал смысла рисунка. Мадам Блан тем более.
Особенно потому, что в некоторых местах рисунка было разбросано много мелких треугольников, и они не могли догадаться, что эти треугольники означали.
Между тем все это вместе был Портан-Бессен с его аванпортом, каналом, перекрытым разводным мостом, и внутренней гаванью.
Все происходящее не придавало Шателару твердости, В его настроении чувствовалась вялость, и он уже давно не взрывался от свойственного ему сильного гнева.
Нельзя было сказать, что он много пьет. Его дядюшка, бывший владельцем кафе до него, тот — да, был большим любителем выпить, и то с одним, то с другим, как бы походя, глотал по двадцать аперитивов в день, не считая рюмок ликера после кофе.
Раньше Шателар брал себе лишь минеральную воду.
Теперь же он изменил привычки и пил пиво, вино, портвейн, да еще неоднократно повторяя все это.
Тем не менее он не был пьян, когда принялся за мадам Блан. Наступил поздний вечер, и кафе закрывалось. Она подсчитывала выручку, складывая монеты столбиком и закручивая их потом в бумагу. Он с иронией смотрел, как она делает эти столбики; так же он мог бы смотреть, например, на старика, играющего вишневыми косточками.
— Скажите-ка, мадам Блан…
— Слушаю вас, мсье Шателар…
— Когда вы выходили замуж…
Она живо подняла голову, потому что ее удивило это слово, пробудило в ней какие-то воспоминания.
— …или, если хотите, до того, как вы вышли замуж, до того, как вы познакомились с вашим мужем, что вы хотели от супружества?
Она внимательно слушала, нахмурив брови.
