Владимир Кайяк - Чудо Бригиты. Милый, не спеши! Ночью, в дождь...
— Говорил, подремлет в машине. Боялся, наверное, скомпрометировать меня. Или себя. — Она открыла близорукие глаза и, увидев туманные очертания постороннего, спохватилась: — Что же ты не предупредил, что не один? Извините, я сейчас…
Но мы уже затворили за собой дверь.
На улице стояли белесые сумерки. Ни свет, ни тьма. Странно: далеко не сразу привыкаешь к тому, что стрелки передвинуты на час вперед. Через несколько месяцев покажется естественным в девять часов зажигать свет, но сейчас, три недели спустя после Янова дня, все еще тянет по традиции включить электричество, даже не дожидаясь полуночи.
— Как они не боятся засветло лезть в чужие машины?
— Самое удобное время, — не согласился Силинь. — Час назад лило как из ведра, а в такую погоду люди бегут, не глядя по сторонам. Забраться в машину — плевое дело, я сам знаю с дюжину таких приемов, когда это делается в пять секунд. Только не стану раскрывать их, не то бы еще используете мои советы при угоне.
— А если включится противоугонная сигнализация? — не отступал я.
— Не страшно, — усмехнулся он. — Пока кто–нибудь соберется выскочить на улицу, они в трех кварталах отсюда уже успеют вскрыть другую тачку. Я вот к своей машине приладил такой железный крюк, что соединяет руль с педалью сцепления. С тюремную решетку толщиной. Пусть–ка попробуют перепилить!
После такой лекции я был немало удивлен, увидев около театра довольно много машин. Силинь двинулся на розыски незадачливого владельца, а мы с водителем милицейского микроавтобуса приблизились к единственному пустому месту на тесно уставленной машинами всяких марок стоянке.
Воздух по–прежнему пахнул дождем, небо закрывал толстый слой облаков, мешая вечерним звездам отражаться во множестве лужиц. Сухой асфальтовый прямоугольник недвусмысленно свидетельствовал, что еще недавно здесь стояла машина. Но это позволяло судить разве что о размерах похищенного автомобиля — никаких других выводов сделать было нельзя. И даже предельно напрягая воображение, я не мог представить, с чего начал бы, окажись я сейчас на месте Силиня.
Андж, парень лет двадцати пяти, но уже с брюшком от постоянного сидения за рулем, пожал плечами:
— Все, что могли, мы уже сделали, не тащить же сюда собаку, эксперт тоже не скажет ничего нового. Глухое дело. На этот раз, может, и повезет, потому что мужик вовремя спохватился. Не успеют отогнать в лес или в какой–нибудь гараж. Иначе через два дня она уже сменила бы цвет и номер, а тогда — ищи иголку в стоге сена.
— Выходит, такая кража — без малейшего риска?
— В наши дни без риска и к жене в постель не залезешь… Раньше или позже они все же попадаются — кто за спекуляцию крадеными колесами или приемниками, кто за нарушение правил движения, когда приходится предъявлять автоинспектору технический паспорт…
Когда мы вернулись к автобусу, в нем уже сидел Эгил Попик и под руководством Силиня писал так называемое объяснение.
— Да что мне тут объяснять? — протестовал он. — Словно бы мне надо оправдываться в том, что вы не уследили за моей машиной. Я не объясняю — я жалуюсь!
— Вы не суетитесь, гражданин, а пишите! — подбадривал его лейтенант. — Время дорого.
— Да, время! — словно опомнился потерпевший. — Сейчас жена уже беспокоится, куда я провалился, думает, наверное, что застрял в буфете. А когда узнает, закатит такой концерт — куда там всяким увертюрам и торжественным маршам. Может быть, товарищ лейтенант, вы вместе со мной…
— Ну уж нет, — энергично отверг предложение Силинь и, видя, что Попик вовсе не торопится писать, напомнил: — Кто же тогда станет разыскивать вашу машину?
Хитрый ход увенчался успехом. Подавленный несчастьем, а может быть еще и страхом, потерпевший схватил шариковую ручку и в графу «занимаемая должность» вписал «реквизитор». Затем снова отложил ручку в сторону.
— Дело не в машине. Инара вовсе не такая жадная — может быть, даже обрадуется, что меньше станет хлопот, а за страховку можно будет отремонтировать квартиру и купить импортную обстановку. Но она наверняка припомнит, что с самого начала хотела идти в театр пешком, и запустит свою любимую пластинку: «Ты со мной никогда не считаешься, думаешь только о своих удобствах, а не о моем здоровье…» И так далее. Слез будет больше, чем в сцене смерти в «Травиате».
— Время! — снова напомнил Силинь.
Эгил Попик некоторое время послушно писал. Но вдруг рука его замерла у графы, где надо было проставить дату.
— Гениально! — воскликнул он. — Скажу ей, что во время третьего действия отвел машину в гараж, чтобы после спектакля прогуляться до дома пешком и проветрить легкие. Только бы снова не начался дождь… Вы же найдете машину до утра, товарищ начальник?
В этом вопросе было столько боли и надежды, что Силинь ощутил потребность ответить столь же серьезно:
— Постараемся. Но ручаться не могу.
Загорелась красная лампочка радиотелефона, захрипел зуммер.
— Шеф появился, — сообщил голос Кати; перемежавшийся атмосферными помехами, он теперь скорее напоминал хриплый баритон, чем мелодичное контральто.
— И что он?
— Звонит домой по телефону, что же еще. Сообщает, что живым и здоровым добрался до цели своей прогулки. Так что не спеши, раньше чем через сорок минут он никогда не вешает трубку, — успокоила Катя.
Силинь все же заторопился.
— Так вот, гражданин, ваши семейные проблемы решайте без участия милиции. Если через полчаса ваше объяснение не будет на моем столе, пеняйте на себя! Андж, включи мигалку и газуй!
Андж, однако, спешить не стал. Он терпеливо выждал возможность спокойно выехать на улицу, потом постоял перед красным светофором. Он вообще славился тем, что соблюдал все правила движения, в том числе и те, нарушение которых едва ли не обязательно для всякой милицейской машины. «Тише едешь, дальше будешь», — возражал он на все упреки, а особо торопливых работников своей медлительностью доводил чуть ли не до бешенства.
То была очень хитрая политика. Андж мог бы посоперничать с любым гонщиком, однако зная, сколь высоко ценит быструю езду начальство, он опасался, как бы его не забрали в министерство, определив в шоферы к одному из заместителей министра. Тогда пришлось бы распрощаться с выходными, а заодно и с автошколой, в которой Андж неплохо прирабатывал, где его обожали курсантки и где регулярно бывали вечеринки, на которых обмывались водительские права. На вечеринках во время «дамских» танцев Анджа так и осаждали поклонницы. Его небывалая популярность основывалась на многих причинах. Прежде всего он был холост, во–вторых, в отличие от прочих инструкторов, никогда не прибегал к грубости — даже когда мотор по вине курсантки глох посреди трамвайных рельсов. Он и тогда не произносил ничего обидного, ограничиваясь словами: «Спокойно, девушка, спокойно». В–третьих, никогда не брал взяток, разве что сувениры на память после успешной сдачи экзаменов. А экзамены с первого раза сдавали даже самые нервные дамочки — потому что (в–четвертых) автоинспекция также относилась с уважением к его незапятнанной репутации и не придиралась к таким мелочам, как не выключенный вовремя указатель поворота или слишком резкое торможение. Я в свое время тоже учился у Анджа и едва не подставил под удар его доброе имя, когда во время экзамена бросил руль и стал колотить по спине сидевшего рядом инструктора, который непрерывно кашлял, чтобы тем отвлечь мое внимание от обстановки на проезжей части.
