Ольга Бэйс - Тайны Сент-Ривера
– Ну, бывают и другие причины для убийства, – пробурчал комиссар, без особой уверенности в голосе. – Будьте добры, пригласите сюда Луизу и узнайте, насколько сложно вашему Якобу прийти к нам. Если что, вам придется проводить нас к нему.
– Хорошо, господин комиссар.
Луиза была похожа на испуганного ребенка, который нашкодил и ждет неминуемого наказания. Возможно, я утрирую, но именно этот образ возник в моем сознании, как только девушка вошла в кабинет. Рост у нее, можно сказать, был средний, да и худой ее нельзя было назвать, но почему-то она казалась маленькой и какой-то хрупкой. Вьющиеся рыжеватые волосы слегка растрепались, лицо ясно говорило о том, что Луиза только что плакала. Это заметил и Эрик Катлер.
– Не стоит так расстраиваться, – просто таки по-отечески начал он разговор, – мы понимаем, что это происшествие не из приятных, но такое иногда случается. Или у вас есть более серьезный повод так остро переживать случившееся?
– Я только устроилась на работу, комиссар, и недели еще не проработала, а тут такое… – неожиданно довольно низким голосом ответила Луиза.
– Я понимаю, но нам нужно задать вам несколько вопросов, так что, постарайтесь успокоиться и вспомнить хорошенько все, что происходило сегодня вечером, все до самых незначительных мелочей.
– Я постараюсь.
– Вот и прекрасно. А как вы попали на эту должность?
– Я позвонила по объявлению, я искала работу. Ну, меня сразу привлекло это объявление, интересно ведь, старинный замок, да и жалованье здесь приличное, мне и сейчас не хотелось бы потерять это место.
– А почему вы должны его потерять? – удивился комиссар.
– Но ведь это я подавала это вино.
– Ну и что? Или это вы всыпали яд в бокал?
– Нет, что вы!
– Тогда и не о чем так переживать. Расскажите лучше, что вы делали после того, как подали это вино, и покинули большую гостиную.
– Я пошла в буфетную, навела там порядок, вообще, это не моя работа, но Якоб же заболел, да и там почти нечего было делать. Затем, я еще раз заглянула в гостиную, я слышала шум голосов, и мне хотелось убедиться… Ну, что мною все довольны.
– И что же там происходило?
– Я видела, что все встали и вышли, они направились в сторону парадной лестницы, это другая дверь, не та, в которую я заглянула.
– А больше вы не возвращались в эту комнату?
– Нет, пока не поднялся этот переполох.
– А от кого вы узнали о том, что случилось?
– Ко мне постучал Том, он сказал, что один из гостей хозяина отравился вином…
– Вы не были знакомы раньше ни с кем из присутствующих сейчас в замке?
– Я знакома с госпожой Кроун.
– Вы имеете в виду Марику? – уточнила я.
– Да, я работала у нее некоторое время. – ответила Луиза, и мне показалось, что она несколько успокоилась.
– Когда это было? – спросил комиссар.
– Год назад… Но я всего лишь приходила к ней убирать квартиру два раза в неделю.
– Понятно.
Луиза ушла, и я подумала, что наш разговор несколько утихомирил ее воображение, как минимум.
Якоб Маккорди все же вошел в кабинет хозяина, но выглядел он действительно неважно. Он, пожалуй, был самым старшим из всех присутствующих, если не считать покойника, впрочем, его-то уже увезли. Высокий и худой, с коротко подстриженными абсолютно седыми волосами. Глаза очень темные, настолько, что трудно было сказать, какого они на самом деле цвета. Густые темные брови, тонкие, или плотно сжатые губы, над чуть коротковатым подбородком, слегка длинноватый нос. В общем, не знаю, удалось ли мне передать впечатление, которое производил этот человек. Но о себе скажу, что я даже поежилась под его пристальным и настороженным взглядом.
– Извините, нас, господин Маккорди, что пришлось поднять вас с постели, – начал комиссар.
– Не нужно извиняться, комиссар, – перебил Катлера Якоб, – я ведь понимаю, что это не праздные беседы. Спрашивайте.
– Хорошо, спасибо. Вы, как я понимаю, все интересующее нас время, находились в своей комнате?
– О каком времени вы говорите?
– Примерно с половины десятого вечера.
– Да, в это время я уже ушел к себе, Луиза сама предложила мне… Хорошая она девочка, старательная, услужливая.
– Вы давно служите у Кроуна?
– Очень давно, комиссар, я еще его родителей помню, я единственный из слуг, кто переехал вместе с ними из городского дома, где они раньше обитали, – едва заметная улыбка промелькнула на его лице.
– Были ли вы знакомы до этого дня с господином Парром? – продолжал спрашивать комиссар, хотя, уже не рассчитывая на сколько-нибудь существенную информацию.
– Ну, это как посмотреть. Я его, пожалуй, несколько раз видел, но сомневаюсь, что это можно назвать знакомством.
– Что ж, как я понимаю, вы вряд ли можете добавить к уже сказанному, что-нибудь существенное.
– Если не сочтете за дерзость, господин комиссар, то, с вашего позволения, скажу. Я бы на вашем месте не искал убийцу, есть ли смысл убивать тяжело больного старика, которому и так немного осталось.
– Откуда вы это знаете?
– Я прислуживал за столом, случайно видел, как господин Парр во время ужина выпил таблетку. Это лекарство и мне знакомо, к сожалению. Это очень сильное обезболивающее…
– Вот оно что! Ну, спасибо, господин, Маккорди. Извините, что побеспокоили, выздоравливайте.
Мотивы и возможности
– Что ж, – сказал комиссар, когда мы остались в кабинете Кроуна втроем, – У меня пока появилась только одна разумная версия. А у вас, коллега?
– Догадываюсь, о чем вы подумали, но не кажется ли вам, что для самоубийства было выбрано слишком странное место, да и время, – возразила я.
– Это, конечно, так, но если мы начнем сейчас разбираться с мотивами и возможностями, то получится, как я подозреваю, не менее странная картина.
– И все же.
– У меня есть предложение: сегодня уже очень поздно, но завтра утром предлагаю встретиться у меня в кабинете, – ведь вы, друзья мои, как ни крути, свидетели.
– Ну, если свидетели, – усмехнулся Дэвид.
– Договорились, – улыбнулась я.
* * *
На следующее утро мы собрались в кабинете комиссара довольно рано. Это особенно сложно было для Дэвида. Он представляет собой классический образец совы. Но дело было не столько моим, или комиссара, сколько нашим общим, и это разбудило, если не самого Дэвида, то уж его тщеславие точно. Одно дело узнавать о следствии, когда оно уже закончено, другое – принимать в нем активное участие.
Когда мы, наконец, расположились возле большого комиссарского стола, Эрик Катлер, как и должно было быть здесь, заговорил первым.
– Думаю, что в этом деле самый сложный вопрос – это мотив! Но и с возможностями все не так уж просто. Слишком много подозреваемых…
