Джон Карр - Патрик Батлер защищает
В подобных делах наверняка действует телепатия. В тот же самый миг Элен открыла противоположную дверь и затворила, представ перед ним. У Хью был виноватый вид, она сохраняла внешнее спокойствие.
Возможно, обманчивое впечатление. Когда Горацио описывает своему потрясенному другу Гамлету призрак отца последнего, Гамлет спрашивает, красен он был или бледен. Горацио отвечает, очень бледен, и оба считают вопрос решенным.
Но все-таки, благодаря какой-то необъяснимой алхимии организма, лицо хорошенькой разгневанной девушки бывает одновременно и сильно раскрасневшимся, и очень бледным.
— Ну?! — воскликнула Элен. — Чем вы сейчас с блондинкой занимаетесь?
— Ничем. Она только заказала обед.
— Да? Почему бы нам всем вместе не пообедать — в вашем номере или в нашем?
— Я предлагал, но она завопила во все горло. Нам нельзя привлекать к себе внимание.
Элен подняла голову, посмотрела ему прямо в глаза:
— Хью! Не смей.
— Что значит — не сметь?
— Тебе известно, что я имею в виду.
— Господи боже, Элен, неужели ты ни о чем больше не можешь думать?
— Нет. И она тоже, если на то пошло. Я не оставила бы с этой вертихвосткой святого Иоанна Крестителя, не говоря о тебе. Если уж Пат…
— Ах, значит, он уже «Пат»? Ты что, влюбилась в него?
— Нет, — слишком быстро отозвалась Элей, — причем тебе об этом отлично известно. Признаю… я прежде в нем ошибалась. Он вовсе не высокомерный. Страшно озабочен, взволнован… Все время расхаживает туда-сюда…
— Я же говорил, что ты в нем ошибаешься, правда? А Пэм…
Краски полностью схлынули с лица Элен, она совсем побелела.
— Да. Вы с Пэм… — голос стал набирать резкость, — заранее договорились поменять номера, чтоб остаться вдвоем? Ох, не отрицай! Взгляните на себя в зеркало, мистер Хью Прентис, прежде чем осмелитесь сказать мне еще слово!
Элен принялась лихорадочно выкручивать безымянный палец своей левой руки — с определенным трудом, ибо поверх подаренного Хью кольца было надето позаимствованное у кого-то обручальное.
— Хорошо! — кричала она. — Если тебе угодно что-то видеть в первой попавшейся костлявой, немытой, размалеванной блондинке, которая пялит на тебя викторианские глазки, если ты воспылал к ней страстью единственно потому, что у нее есть деньги, а у меня нет, то меня это вполне устраивает. Только лучше забери обратно свое кольцо, пока не найдешь настоящую женщину, хотя я сомневаюсь, чтобы такому, как ты, это удалось даже через сто лет!
Хью, терпеливый мужчина, внимательно смотрел на нее, склонив голову набок. Но теперь она зашла слишком далеко.
Он схватил ее за плечи и встряхнул так яростно, что глаза у нее затуманились, а зубы застучали.
— Ну-ка, послушай меня! — прогремел Хью вроде капитана броненосца из американского фильма. — Не думай, я благодарен тебе за поддержку в тяжелый момент. Но кое-чего, моя кошечка, я не могу и не стану терпеть. — И продолжал трясти ее, пока волосы Элен не растрепались. — Отныне ты не будешь прикидываться рассерженной, когда вовсе не сердишься, для того только, чтобы я на коленях молил о прощении. Не будешь покатываться со смеху над моим пристрастием к детективным романам, как нынче у меня в кабинете. Если я тебя чем-нибудь оскорбил, объясни, чтобы я мог извиниться или оправдаться, а не убегай из конторы, как сегодня днем, без единого слова. Можешь оставить себе кольцо, можешь вернуть, мне плевать, черт возьми! Только не называй себя настоящей женщиной, пока не научишься соответственно себя вести. — И тут он отшвырнул ее так, что девушка ударилась в стену.
— Ox! — прошептала она, как только сумела вдохнуть, и повторила: — Ох!
Сама того не зная, не будучи свидетельницей события, Элен охала точно так же, как Памела де Сакс, шлепнутая по попке в Музее столичной полиции. Обе они не играли, переживая ярость и унижение.
Элен сорвала обручальное кольцо, швырнула в одну сторону. Сорвала кольцо, подаренное в честь помолвки, и швырнула в другую. Рванулась к Хью, чтобы влепить пощечину. Он ее оттолкнул, кипя гневом, но, будучи джентльменом, сохранил абсолютно беспечный вид, спокойно подобрал оба кольца и небрежно подбросил — пусть летят куда хотят.
Тут в дверях появился Патрик Батлер в полном вечернем наряде.
— Ну и ну! — проворчал он, подняв брови. — Как вы себя ведете?
Элен взмахнула рукой, ткнула в сторону Хью дрожащим указательным пальцем.
— Он… вот этот человек… — задохнулась она, как будто собралась предъявить обвинение в государственной измене.
— Ах да, слышал. И надо сказать, вы заслужили каждое сказанное им слово. — Батлер взглянул на Хью: — Слушайте, да ведь вы не одеты!
— Зачем мне одеваться?
Адвокат призадумался, озабоченно склонив голову набок.
— Честно сказать, не знаю. Просто всегда считаю такую привычку достойной и правильной. Все равно что надеть перед битвой доспехи. Заходите оба.
Чисто инстинктивно Элен хотела отказаться, если бы придумала, куда еще можно пойти. Безгранично терпеливый Хью всегда сохранял спокойствие. Иногда она даже с легким презрением думала, что он чересчур уж терпелив. А теперь…
Поэтому она, повизгивая лишь в душе, влетела в гостиную «королевских» апартаментов и оглушительно захлопнула за собой дверь спальни.
Батлер не обратил на это внимания, а Хью в данный момент слишком злился, чтобы волноваться по такому поводу.
Кроме того, его беспокоило поведение Патрика Батлера. Свихнувшийся оформитель заполонил гостиную золочеными, белыми и стеклянными канделябрами, слишком роскошными даже для Букингемского дворца, среди которых едва можно было протиснуться.
Батлер уселся в гигантском позолоченном кресле, как на троне. Почему-то казалось, что там ему самое место.
— Джонсон, — предупредил он, сверяясь с плоскими часами в кармашке белого жилета, — очень скоро придет с сообщением об окончании представления. Слышали, что он рассказал мне у лифта перед тем, как мы поднялись?
— Что?
— Наша мадам Фаюм имеет бешеный успех. По словам Джонсона, «есть на что посмотреть, настоящая французская пышечка».
— Он ее видел?
— Нет. Но фойе сплошь увешано ее фотографиями. Видно, Омар Испахан говорил очень мало, а мадам Фаюм без умолку тараторит с французским акцентом, и, очевидно, публика считает это неотразимым. Когда фокус не получается, она просто громко хохочет, а зрители все равно аплодируют. Прентис, мне это не нравится.
— Почему?
— К концу представления непременно нагрянет полиция, мы к этому готовы. Но молва об успехе разнесется очень быстро, и сразу налетят репортеры с фотоаппаратами.
Хью ничего не ответил.
— Я так понимаю, — склонился вперед адвокат, барабаня кончиками пальцев по подлокотникам, — вы слышали новость, которая касается вас лично?
