Колин Уотсон - Здесь был Хопджой
«Мой дорогой мистер Хопджой, — экспансивно начиналось оно, — едва ли стоит говорить, с каким восхищением я возобновил знакомство, в лице вашей очаровательной жены, с леди, которая, как я ошибочно предполагал, состоит замужем за человеком, живущим в другом конце графства. Я просто теряюсь в догадках, откуда у меня могло появиться такое неверное представление: я практически ничего не знаю о том человеке, кроме его репутации силача с холерическим темпераментом. Вы, я уверен, извинитесь за меня перед миссис Хопджой за некоторое замешательство, которое я так глупо выказал, когда был ей представлен (или я должен сказать: перепредставлен?). Позвольте мне также воспользоваться этой возможностью и поздравить Вас с новым союзом. Предыдущая миссис Хопджой— если мне будет позволено высказать свое мнение — всегда казалась мне женщиной, чья постоянно меняющаяся индивидуальность могла быть причиной всякого рода недоразумений; бывали моменты, когда мне с трудом удавалось убедить себя, что я вижу каждый раз одну и ту же женщину. Теперь, с появлением счастливой перспективы более упорядоченных брачных отношений, я могу, без сомнения, надеяться на удовлетворительное разрешение пустякового вопроса о предоставленном Вам кредите.
Всегда к Вашим услугам, П. Барраклоу».
Для «удовлетворительного разрешения», как выяснилось, требовалась сумма в 268 фунтов 14 шиллингов.
О еще большем долге с сожалением упоминал в своем письме мистер Дж. О'Конлон. В. данном случае сглаживающие обертоны отсутствовали напрочь. Мистер Дж. О'Конлон просто выражал надежду, что его клиент пожелает избежать неприятностей для всех (включая, в первую очередь, его самого), выслав чек на 421 фунт в любое удобное для него время в течение следующих двух суток.
— Букмекерство, — заметил Пербрайт, обращаясь к Лаву, — должно быть, процветает. Никогда бы не подумал, что Джо О'Конлон заколачивает достаточно, чтобы предоставить кому-нибудь такой огромный кредит.
Взглянув на следующий листок, Пербрайт в легком изумлении поднял брови.
— Джордж Тоцер, мужской парикмахер, — прочел он вслух. — За товары: 11 фунтов 15 шиллингов 4 пенса. Убедительная просьба перевести деньги или дальнейшие поставки того же наименования будут, к сожалению, прекращены.
Лав надул розовые, как у школьника, щеки.
— Лихой парень этот Хопджой, что и говорить. И подумать только, даже эти штуки — и то в кредит…
— Ты полагаешь, это делает его излишества более предосудительными?
— Не берусь судить, но я так понимаю, люди не станут ни с того ни с сего называть старика Тоцера другом бедняка.
— Ты уверен, что не путаешь купца с его товаром? Пербрайт отложил записку парикмахера и взял в руки письмо от Хэппи Моторинг Фай нэнс Компани.
— Ага, машина… А то я все думал, когда мы до нее доберемся.
«Ввиду вашей беспрецедентной задолженности, которая на данный момент составляет 242 фунта 16 шиллингов, — гласило послание, — я получил распоряжение разобраться с письмом, которое вы направили лично сэру Гарри Палмеру и в котором утверждаете, что природа неких официальных заданий, выполняемых вами по поручению правительства Ее Величества, требует, чтобы вы поддерживали образ жизни человека, якобы нуждающегося в средствах, и с сожалением довожу до вашего сведения, что Председатель вынужден отклонить ваше предложение получить подтверждение вашего статуса у государственного министра, так как это выходит за рамки обычной практики нашей Компании. Соответственно, я должен известить вас, что в случае непогашения вами текущей задолженности в течение четырнадцати дней мы будем вынуждены действовать в установленном порядке».
Пербрайт некоторое время молча смотрел на письмо. Затем он быстро перебрал остальное содержимое ящика. Под счетами лежал мало о чем говорящий ворох театральных программок, гостиничных и курортных буклетов, путеводитель по ресторанам Лондона, несколько списков вина и продуктов, каталог ювелира и книга по техническому обслуживанию «армстронга». Далее следовала пачка чистых листов тонкой бумаги, похожих на те, что Пербрайт видел в руках у Росса, и наконец, дешевый блокнот, из которого были вырваны один-два первых листа.
Пербрайт пролистал страницы блокнота, ничего не обнаружив. Он откинулся на спинку стула, глядя в окно и легонько постукивая ребром блокнота по краю стола.
— Не знаю, — медленно произнес он, — как высоко котировался мистер Хопджой в качестве агента контрразведки, но если он применил там хотя бы половину того таланта, который выказал, оформляя фальшивые векселя и запудривая мозги своим кредиторам, я бы сказал, что для России настали черные дни.
Лав взглянул на инспектора с некоторой нерешительностью.
— О, не волнуйся, Сид. Совершенно очевидно, что этот парень не делал секрета из того, чем он в действительности занимается. Более того, он даже спекулировал на этом. Не понимаю, почему мы должны вести себя, как старые леди, притворяющиеся, что не чувствуют запаха параши. Кстати, это мне напомнило… Уорлок сегодня не заходил?
— Звонил около четырех, — ответил Лав. — Был очень напорист.
— Отыскал, наверное, какой-нибудь пустячок вроде ногтя или почки. Между прочим, среди всего этого я не вижу никаких подтверждений легенды Хопджоя, что он коммивояжер.
— В доме больше ничего нет. Может быть, у него где-то есть контора.
Пербрайт покачал головой.
— Ни один из аптекарей в городе не помнит, чтобы он— хоть раз им звонил. Нет, я думаю, он просто не хотел на это время терять — лишние заботы; да и кому какое дело было, в сущности?
Сержант молча наблюдал, как Пербрайт закрыл и запер ящик; отодвинул его и бумаги Периама в глубь стола. Потом неуверенно произнес:
— Забавно, знаете ли. Но если взять одно, другое — все эти сложности с деньгами и вообще — можно подумать, что смерть пришла к парню почти как счастливое избавление. — Он сглотнул. — Если вы понимаете, что я хочу сказать.
Когда Пербрайт заговорил, Дав не уловил в его голосе обычной насмешливости.
— Я понимаю, что ты хочешь сказать, Сид. Прекрасно понимаю.
Сержант Уорлок появился в кабинете Пербрайта, сияя, как майская роза, словно был агентом «Пруденшл» [14]. Он принес с собой «дипломат» и невысокую черную деревянную коробку с ручкой.
— Итак, сэр. — Принесенный багаж был разложен на столе строго симметрично. Освободившиеся при этом руки Уорлока полетели навстречу друг другу и объединились в радостном союзе, энергично потирая одна другую. — Как наши дела?
Пербрайт вынужден был признать, что «наши дела» обстояли пока так себе.
Его посетитель, дважды обойдя комнату, чтобы, как предположил Пербрайт, погасить часть кинетической энергии своего появления, встал перед «дипломатом» и, щелкнув замками, открыл его. Искрящимися от удовольствия глазами он посмотрел на инспектора.
