Жорж Сименон - Мегрэ и виноторговец
Это начинало походить на игру, в которой пока что перевес оставался за бухгалтером.
— Значит, на чем я остановился? — продолжал Мегрэ. — Ах, да, на центральном рынке. Это место, где легче всего найти опустившегося человека. Пусть каждую ночь, начиная с сегодняшней, дюжина наших парней тщательно прочесывает этот сектор. Они могут обратиться за помощью в полицию округа, которая лучше знает район.
Неужели все эти меры окажутся бесполезными? Маловероятно, что Пигу даст легко себя взять. Может быть, он и сейчас стоит на противоположном тротуаре, глядя на освещенные окна кабинета Мегрэ?
— Вот и все, ребята. — Но когда инспектора поднялись с мест и направились к двери, Мегрэ добавил: — Еще один важный совет. Ни у кого из наших людей не должно быть оружия. Что бы ни случилось, я не хочу, чтобы в него стреляли.
— А если он выстрелит первым? — проворчал толстяк Лурти.
— Я сказал: «Что бы ни случилось». К тому же он стрелять не будет. Я должен получить его целым и невредимым.
Часы показывали половину шестого. Мегрэ сделал все, что было в его силах. Теперь оставалось только ждать. Мегрэ устал, да и грипп по-прежнему мучил его.
— Ты, Лапуэнт, останься-ка на минутку. Что скажешь насчет моего плана?
— Возможно, он и удастся, — неуверенно сказал Лапуэнт. — А если говорить честно, либо мы его схватим случайно, либо он будет ускользать из наших рук до тех пор, пока сам не захочет сдаться.
— Я тоже склонен так думать. Но моя обязанность принять меры. А теперь отвези меня домой. Мне не терпится влезть в домашние туфли и погреться у камина, а еще лучше — забраться в постель.
Усевшись в машину, Мегрэ внимательно осмотрелся вокруг, но того, кто так его занимал, не заметил.
— Остановись на минутку у пивной «Дофин»! — Во рту был неприятный привкус, и комиссару захотелось до возвращения домой выпить кружку свежего пива. — А ты что будешь пить?
— Тоже пиво. У вас в кабинете очень жарко.
Мегрэ жадно опорожнил две кружки, утер губы, снова раскурил трубку, и они тронулись в путь. По случаю рождества дворец Шатле сверкал огнями. Через всю улицу висели гирлянды. В каком-то универсальном магазине радио передавало подобающую музыку.
Подъехав к дому, Мегрэ посмотрел по сторонам в надежде увидеть Пигу, но ничего похожего не обнаружил.
— Спокойной ночи, малыш!
— Поправляйтесь, патрон!
Комиссар стал медленно подниматься по лестнице и, запыхавшись, добрался наконец до площадки, где его уже ждала госпожа Мегрэ. Взглянув на мужа, она сразу поняла, что чувствует он себя не лучше и настроение у него неважное.
— Входи скорее, не то простынешь.
Напротив, Мегрэ было жарко, он весь вспотел. Сняв тяжелое пальто, шарф, развязав галстук, комиссар со вздохом облегчения опустился в кресло.
— У меня начинает болеть горло, — как ребенок, пожаловался он.
Жена не воспринимала его болезнь трагически. Почти ежегодно он неделю-другую болел гриппом. А комиссар всякий раз об этом забывал и всегда пугался, чувствуя себя слабым и неработоспособным. — Мне никто не звонил?
— Ты ожидаешь звонка?
— И да, и нет. Этот человек только что звонил на набережную Орфевр и, должно быть, знает наш адрес. Он очень возбужден, и ему, кажется, не терпится вступить со мной в непосредственный контакт.
Комиссару вспомнились старые дела, в частности, случай, когда убийца с месяц ежедневно писал ему большие письма, всякий раз из новой пивной, не срезая грифов с почтовой бумаги. Чтобы поймать его, пришлось бы установить наблюдение за всеми пивными и кафе Парижа, на что в полиции не хватило бы людей.
Однажды утром, приехав на набережную Орфевр, Мегрэ увидел в приемной, прозванной аквариумом, человечка средних лет, который терпеливо дожидался его.
Это и был тот, кого так тщательно разыскивали.
— Что у нас на ужин?
— Жареный скат. Для тебя это не тяжело?
— У меня ведь не живот болит.
— Не вызвать ли мне Пардона?
— К чему? Оставь беднягу в покое. С него хватает больных и посерьезнее.
— Не подать ли тебе обед в постель?
— Чтобы через час вся постель взмокла?
Переодеться в пижаму, халат и комнатные туфли — вот и все, на что он согласился. Попробовал читать газету, но никак не мог сосредоточиться. Мысли все время возвращались к Пигу, маленькому бухгалтеру, ставшему вором из-за попреков жены.
Где он сейчас? Есть ли у него хоть немного денег? Где и каким образом он их раздобыл?
Затем мысли комиссара перескочили на Шабю, высокомерного, презирающего всех и вся, испытывающего потребность внушать к себе неприязнь. Он нагло преуспевал, но от этого не становился менее уязвимым. Он был все таким же, как в те далекие времена, когда ему приходилось бегать от двери к двери в надежде получить заказ на ящик вина.
Мегрэ знал много подобных людей, срывающих зло на тех, кто от них зависел.
— Обед на столе!
Есть не хотелось, но Мегрэ все-таки пообедал. Глотать ему было трудновато. Неужели завтра у него сдаст голос?
Люди на набережной Орфевр уже, вероятно, стоят на постах, которые он указал. На совещании следовало, конечно, добавить: «Поставьте еще двоих напротив моего дома, на бульваре Ришар-Ленуар».
Помешал ложный стыд. Ребята могли подумать, что он боится. Мегрэ встал из-за стола и подошел к окну. Дождя не было, но дул довольно сильный восточный ветер, после которого обычно наступает похолодание. Двое влюбленных шли под руку, останавливаясь через каждые десять шагов, чтобы поцеловаться.
Полицейские с пелеринами на плечах спокойно объезжали на велосипедах свой участок. На противоположной стороне бульвара большинство окон было освещено, и за каждой занавеской можно было различить силуэты людей, иногда целую семью, сидящую за столом.
— Телевизор смотреть будешь?
— Нет.
Мегрэ ничего не хотелось, он только ворчал под нос, как делал это всегда во время гриппа, когда было не по себе или когда расследование затягивалось.
Он отказался лечь раньше обычного и снова стал просматривать газету. Через полчаса он опять подошел к окну, ища глазами человека, которого ему так хотелось увидеть.
На тротуаре не было ни души. Только одинокое такси проехало вниз по бульвару.
— Думаешь, он опять придет?
— Кто его знает…
— У тебя такой вид, словно ты чего-то ждешь.
— Я всегда чего-нибудь ожидаю. Например, звонка Лапуэнта.
— Он дежурит?
— До утра. К нему стекаются все сведения, — Думаешь, этот человек начинает терять самообладание?
— Напротив, он сохраняет удивительное хладнокровие. Должно быть, не отдает себе отчета, в каком положении находится. Всю жизнь его унижали. Долгие годы ему приходилось склонять голову, а тут он вдруг почувствовал себя в какой-то степени самостоятельным. Вся полиция поставлена на ноги, охотится за ним и никак не может поймать. Это начинает походить на триумф. Он становится значительной фигурой.
