Жорж Сименон - Человек из Лондона
— Мистер Митчел!
Малуан заметил, что инспектор не обрадовался, напротив, взгляд его стал жестким. Старик Митчел оставил завтрак и направился в холл, пропустив вперед дочь.
— Вот ваши деньги, — сказал сотрудник Ярда, указывая на чемодан.
На Митчела Малуан не глядел, сквозь стекло наблюдая за миссис Браун, она тоже на них смотрела, не догадываясь о том, что происходит. Старик положил чемодан на стол и начал неторопливо раскладывать на нем стопки банкнот, пересчитывая их вполголоса. Эва что-то шепнула отцу на ухо. Он поднял голову, взглянул на Малуана, взял один билет, подумав, добавил второй и протянул ему.
Митчел удивился, когда стрелочник отрицательно покачал головой, и, решив, что этого недостаточно, присоединил третий билет.
— Браун? — спросил Молиссон.
Миссис Браун, привлеченная видом банкнот, стояла в дверях салона, покорно ожидая объяснений. Эва издали сказала ей, в чем дело, помогая отцу считать деньги.
Еще и тогда у Малуана было время. При желании он мог сказать, что нашел чемодан. Миссис Браун не отрывала от него вопрошающего взгляда, в котором уже читалось отчаяние.
Малуан вынул из кармана носовой платок и вытер лоб. Он подумал, что раз она не понимает по-французски, то можно сказать все. И он быстро заговорил, на одном дыхании:
— Я только что убил Брауна.
Вот и все! Он сделал глубокий вдох и отвел глаза в сторону. Молиссон, не теряя ни минуты, уже снимал с вешалки пальто и шляпу.
— Пойдемте со мной!
За ними пошла миссис Браун, и по ее виду было ясно, что она не отстанет. Молиссон не решался повернуться к ней. Наконец женщина на ходу спросила дрожащим голосом:
— Что он сказал?
Они шли по тротуару, над ними сияло солнце. Молиссон обратился к Малуану:
— Она спрашивает: долго ли мучился ее муж? Что ей сказать?
— Она поняла?
Ему хотелось бежать со всех ног, но только в мыслях — ноги ему не повиновались, хоть он и шагал вместе с теми двумя.
— Что мне ей сказать? — спросил Молиссон.
— Не знаю. Он мертв!
Смысл вопроса до него не доходил. Он пытался вспомнить, но в памяти не сохранилось ничего такого, что соответствовало бы слову «страдать».
Малуан отвернулся к морю, чтобы не видеть склоненное к нему лицо миссис Браун.
— Скажите ей, что нет, не мучился.
Молиссон заговорил по-английски. Миссис Браун приложила платок к глазам. Малуан сам повернул в сторону косогора.
— Это далеко? — спросил инспектор.
— По ту сторону гавани, в двух шагах от моего дома. Сами увидите.
Зимой выдавалось не более двух-трех таких тихих дней, таких прозрачных, что хотелось слышать воскресный колокольный перезвон.
— Привет, Луи! — раздался возглас, когда они проходили через рыбный рынок.
Малуан узнал Батиста, который вытащил на берег свой ялик и, пользуясь хорошей погодой, перекрашивал его в светло-зеленый цвет.
— Привет! — откликнулся Малуан.
Он безразлично посмотрел на стеклянную будку, сверкавшую на той стороне гавани. Все трое шагали в ногу, будто так заранее договорились, и у Малуана не было ощущения, что его спутники иностранцы.
Они почти не говорили, миссис Браун уже все знала.
Она не кричала, не угрожала, ничем не выдала муку. Она поняла французские слова, не зная языка. Догадалась, куда они идут.
Когда Малуан увидел свой дом на косогоре, его боковую стену, ярко освещенную солнцем, он указал на него Молиссону:
— Здесь я живу!
Миссис Браун тоже посмотрела на дом.
Они шли все быстрее. Она держала в руке свернутый в комочек носовой платок, изредка прикладывая его к глазам.
На первом этаже было открыто окно. Кто-то двигался в глубине комнаты, но трудно было разглядеть, кто это — Анриетта или ее мать.
— Пройдите сюда. Осторожно, тут скользко.
Они обходили скалу. Баркас под голубым парусом возвращался в порт, и хозяин его крикнул:
— Привет, Луи!
— Они драгой собирали моллюски, — объяснил Малуан.
Он поступал инстинктивно, стремясь быть предупредительным с маленькой миссис Браун, которая не привыкла ходить по прибрежной гальке, и ноги ее все время подворачивались, ударяясь щиколотками о камни.
Два других баркаса продолжали лов. Прилив прибил их так близко к берегу, что видно было, как дымятся трубки, как матрос прямо из горлышка бутылки пьет вино.
— Отсюда уже виден сарай, — сказал он и добавил: — Я всегда работаю ночью, а в свободные дневные часы что-нибудь мастерю, ловлю рыбу, занимаюсь всем понемногу. Я сам построил сарай для плоскодонки и всяких инструментов.
С легкостью рассказывая об этом, он как бы говорил: «Вот видите, какой я. Совсем не злой, даже хороший человек. Не нужно на меня обижаться. По сути, я так же несчастен, как и мадам Браун. Мы оба несчастны. Сами видите!»
Он вынул ключ, на который англичанка глядела испуганным взглядом. Тени под ее глазами стали еще глубже. Она схватила инспектора за руку.
— Это так глупо вышло, — произнес Малуан.
Он отстранился, чтобы они могли видеть, спина его согнулась, точно в ожидании удара.
Миссис Браун не двигалась. Вцепившись в инспектора, она пристально смотрела на распростертое тело. Она не могла ни говорить, ни двигаться.
— Вот так! — сказал стрелочник. Колени у него дрожали.
— Он спрятался в сарае? — спросил инспектор, откашлявшись.
— Да. Когда я об этом узнал, то принес ему колбасу и сардины. Поглядите! Здесь еще остался паштет.
Он умолк. Миссис Браун бросилась на землю, прямо на гальку, крича, извиваясь, ноги и руки ее сводило судорогой. Инспектор опустился на колени и заговорил с ней по-английски. Малуан не знал, что делать, куда себя девать.
— Заприте сарай! — приказал инспектор Молиссон, продолжая заниматься женщиной.
Малуан повиновался, повернул ключ, положил его в карман и тихо ждал, глядя на море.
Прошло несколько минут. Когда он повернулся, инспектор помогал миссис Браун подняться. Не глядя на Малуана, женщина произнесла несколько слов.
— Она спрашивает, не передавал ли он что-нибудь для нее, — перевел Молиссон.
Что мог ответить Малуан? Она ничего не поняла. Все произошло совсем не так. Ведь они дрались, нанося друг другу удары крюком, пока один не смолк.
Его удручало, что он ничего не может сказать. Но еще горше становилось от сознания, что именно умерший был единственным человеком, который мог бы все объяснить.
— Пошли, — вздохнул он.
На лице Молиссона отразилось удивление.
— Куда вы хотите идти?
— В полицию!
Неужели повсюду он будет наталкиваться на стену? Что необыкновенного в его поведении? Произошла катастрофа, какая может случиться в любой день. Порой это несчастный случай или кораблекрушение, иногда — преступление. Не все ли равно? Браун мертв. Но вместо него мог умереть Малуан, и тогда Брауну пришлось бы все объяснять мадам Малуан.
