Жорж Сименон - Признания Мегрэ
Среди этих отпечатков остались такие, принадлежность которых не могли определить. Их обнаружили на перилах лестницы и еще в большом количестве в спальнях жертвы и ее мужа.
Эти отпечатки принадлежали мужчине, широкий большой палец которого был отмечен маленьким, круглым, очень характерным шрамом.
На допросе мадам Сиран утверждала, что ни у мадам Жоссе, ни у ее мужа за последние дни не было посетителей и что, насколько ей известно, никто из посторонних не поднимался в спальни.
Карлотта, которая оставалась в доме вечером после ухода кухарки, подтвердила ее слова. В газетах об этом сообщалось так: Таинственный посетитель!
Разумеется, мсье Ленэн поднял много шума по поводу этого открытия и считал его отправным пунктом нового направления, которое должно было принять следствие. По его мнению, доктор Поль мог ошибиться в своих суждениях. Весьма возможно, говорил адвокат, что преступление было совершено незадолго до десяти часов, то есть до прихода Жоссе на улицу Лопер. Даже если судебный медик и дал правильное заключение, нельзя было отбросить ту гипотезу, что какой-то незнакомец проник в дом в то время, как Жоссе, в тот день много выпивший, спал глубоким сном в кресле, в первом этаже, где он не зажег света.
Ленэн добился того, чтобы на месте, в те же часы, был произведен опыт. Он сел в кресло, в котором сидел муж Кристины, и шесть человек один за другим пересекли неосвещенную комнату, чтобы пройти на лестницу. Из этих людей, ни о чем не предупрежденных, только двое заметили присутствие Лензна.
На это возражали, что в ночь, когда было совершено преступление, луна светила ярче и было меньше облаков.
Кроме того, оставались в силе показания Лалэнда, который не соглашался изменить ни одного слова в своем первом заявлении.
Тем временем в кабинет Мегрэ явился обойщик. Этот человек только сейчас прочел газеты и в тревоге пришел на набережную Орфевр, чтобы заявить о том, что было ему известно. Ему не раз случалось работать у Жоссе: он вешал у них портьеры и обивал стены. Месяца три тому назад он менял обивку в некоторых комнатах, в том числе и в спальне мадам Жоссе, где недавно обновили всю мебель.
— Кухарка и горничная, кажется, забыли о том, что я приходил туда. Они упомянули о контролере газовой компании и ничего не сказали обо мне. А я уже три дня собирался зайти на улицу Лопер, потому что мадам Жоссе передавала мне, что шнурки от занавесей в ее комнате ослабли. Это часто случается. В понедельник около трех часов я как раз был поблизости и воспользовался этим.
— Кого вы там видели?
— Дверь мне отворила мадам Сиран. Она не поднялась вместе со мной, потому что терпеть не может ходить по лестницам и знает, что я не заблужусь в этом доме.
— Вы были одни?
— Да. Я оставил своего помощника в другом месте, на Версальской авеню. Работа заняла у меня лишь несколько минут.
— Вы не видели горничную?
— Она на минутку вошла в комнату, где я работал, и я поздоровался с ней.
Ни кухарка, ни горничная не могли вспомнить об обойщике, когда их спросили о нем.
Мегрэ отвел этого человека в Отдел установления личности. Там сняли отпечатки его пальцев и оказалось, что они точно соответствуют отпечаткам пальцев таинственного посетителя.
На следующий день было получено анонимное письмо, опять-таки на имя Мегрэ, которое должно было еще больше подогреть возмущение публики. Письмо было написано на листке, вырванном из ученической тетради, свернутом вчетверо и засунутом в дешевый конверт с жирными пятнами, как будто оно писалось на кухонном столе.
На марке был штамп XVIII округа, где жила Аннет Дюше.
«Комиссару Мегрэ, считающему себя таким ловким, следовало бы допросить некую Ортанз Маллетъе с улицы Лепт, подлую бабу, которая занимается абортами и которую малютка Дюше посетила три месяца назад в сопровождении своего любовника.»
Учитывая создавшуюся ситуацию, комиссар предпочел лично отнести записку судебному следователю Комелио.
— Прочтите.
Следователь два раза перечитал письмо.
— Вы проверили?
— Я не хотел действовать без ваших указаний.
— Лучше вам самому повидать эту Ортанз Маллетье. Она значится в вашей картотеке?
Мегрэ уже посмотрел списки, аккуратно составляемые полицией нравов.
— Один раз, десять лет тому назад, она была арестована, но доказать ничего не могли.
Эта Маллетье жила на шестом этаже старого дома, недалеко от Мулен-де-ла-Галетт. Ей шел уже седьмой десяток, она страдала водянкой и обутая в войлочные туфли, передвигалась только с помощью палки. В квартире ее царил тошнотворный запах; у окна в большой клетке прыгали десять или двенадцать канареек.
— Чего от меня надо полиции? Я ничего плохого не сделала. Я бедная старуха, я ничего ни у кого не прошу…
Поредевшие седые волосы, сквозь которые просвечивала кожа, обтягивающая череп, обрамляли ее мертвенно-бледное лицо.
Мегрэ начал с того, что показал ей фотографию Аннет Дюше.
— Вы ее узнаете?
— Еще бы! В газетах столько раз печатались ее портреты!
— Она приходила к вам месяца три тому назад?
— А что ей у меня делать? Ведь я уже давно не гадаю на картах.
— Значит, вы прежде и на картах гадали?
— Ну и что с того? Каждый зарабатывает на жизнь, как может.
— Она была беременна, а после того, как она побывала у вас, беременности не стало.
— Кто это придумал? Это вранье!
Жанвье, который сопровождал своего начальника, порылся у нее в ящиках, но, как Мегрэ и ожидал, ничего там не обнаружил.
— Нам важно знать правду. Она приходила сюда не одна. С нею был мужчина.
— Вот уже много лет, как ни один мужчина не переступал порог моей квартиры.
Она держалась стойко. Это была стреляная птица. Консьержка ее дома, которую тоже допросили, заявила, что она не видела ни Аннет, ни Жоссе.
— У мадам Маллетье бывают молодые женщины?
— Прежде, когда она гадала на картах, приходили и молодые, и старые, и даже господа, про которых никогда не подумаешь, что они верят таким вещам, но она давно уже этим не занимается…
Все это следовало предвидеть. Но поведение Аннет, которую Мегрэ вызвал на набережную Орфевр, предвидеть было труднее. Комиссар начал с того, что резко спросил ее:
— На каком месяце беременности вы были, когда посетили мадам Маллетье на улице Лепик?
Неужели Аннет не умела лгать? Может быть, вопрос застал ее врасплох? Или она не отдавала себе отчета в том, какие последствия может повлечь за собой ее ответ?
Она покраснела, посмотрела вокруг, как будто искала помощи, с тревогой взглянула на Лапуэнта, который опять стенографировал допрос.
