Луи Тома - Соучастница
Раймонда тоже села на край кровати и внимательно разглядывала прикрывавшее окно одеяло в красно-зеленую клетку.
– Не знаю, отчего, – прошептала она наконец… – У меня предчувствие… Клянусь тебе, Филипп, это правда… Я чувствую, если ты не перестанешь туда ездить, она создаст нам массу неприятностей.
Он не стал с ней спорить: первый раз они сошлись во мнении относительно Люсетты.
– Я доставлю тебе удовольствие, – сказал он, изобразив разочарованную улыбку… – Думаю, ты права. Я постараюсь видеться с ней как можно реже.
Главе 15
Тусклый солнечный луч прорвал пелену облаков, не без труда пробился сквозь ширму на окне и замер у ног Раймонды, которая, с сигаретой в зубах, заканчивала протирать пыль на мебели в гостиной. С мечтательно-меланхоличным видом она посмотрела на него, вздохнула, затем, положив окурок «Пел-Мел» на край пепельницы, вновь принялась за работу.
Каждый день, вот и сегодня утром тоже, она ждала почтальона в надежде, что вместе с документами, необходимыми для подписания купчей, придет письмо из Аркашона, которое ускорит ее освобождение.
Затворническая жизнь не шла на пользу ни ее внешнему виду, ни ее моральному духу. Она все меньше следила за собой, и если губы по привычке еще подкрашивала, то остальной косметикой перестала пользоваться вовсе. Утратив свежесть молодости, которую поддерживала искусственно, из-за своих светлых волос, темнеющих у корней, заспанного лица без малейших следов румян на щеках она походила теперь лишь на зрелую, преждевременно состарившуюся женщину.
В коридоре раздался металлический звук заслонки, упавшей на щель почтового ящика, прикрепленного к внутренней стороне двери. Раймонда выскочила из гостиной и вынула конверт и почтовую открытку. Конверт был тяжелым, пухлым, многообещающим…
На пороге кабинета появился Филипп, вопрошающе вскинул брови:
– Есть новости?
– Письмо… с бумагами.
Лихорадочно, непослушными от нетерпения движениями пальцев, она разорвала конверт и, к своему великому разочарованию, вытащила из него размноженный на ротаторе циркуляр и рекламный проспект новой студии грамзаписи.
– Однако я готова была поклясться… – Она с трудом сдерживала слезы – так велико было ее разочарование… – Я готова была голову дать на отсечение, что это от нотариуса. А ты нет?
Он покачал головой.
– Нет! Во-первых, еще слишком рано… И потом, важные бумаги посылают заказным письмом… А открытка, это от кого?
Она протянула ему карточку, даже не взглянув на нее. На обратной стороне памятника Гете, сфотографированного крупным планом на Франкфуртской площади, Робер набросал несколько строк, весьма загадочных для непосвященного.
«Оказавшаяся более строптивой, чем предполагалось, черепаха принуждает меня продлить командировку до середины следующей недели. Настроение хорошее… Квашеная капуста тоже… До скорого… Жму руку».
– Так что теперь ты сможешь передать свеженькие новости его сестре, – язвительно заметила Раймонда.
За час до этого звонила Люсетта, желая сообщить о своем утреннем визите: «Я еду к тете в Антони… Могу ли я по пути заехать сказать вам доброе утро?»
В последние дни они виделись редко. Возможно, она даже почувствовала некоторую нерешительность со стороны Филиппа, потому что навязывала себя меньше, чем в первое время.
– Лучше поднимись наверх, – посоветовал Филипп. – Она не заставит себя ждать.
Эти минуты всегда были самыми тягостными. Раймонда переносила их все хуже и хуже… Спортивная машина с шумом проехала по проспекту и остановилась возле дома.
– Это она… давай поднимайся!
– Надеюсь, ты быстро спровадишь гостью, – сказала Раймонда.
– Как можно быстрее!
И так как она явно не спешила, он подтолкнул ее к лестнице:
– Да поднимайся же, черт побери!
Когда она была уже наверху, раздался звонок. Филипп пошел открывать дверь.
– Доброе утро, Люсетта.
– Доброе утро, Филипп. Как я рада вас видеть. Сменив прическу и надев платье, которого он на ней еще не видел, она превратилась в полную противоположность Раймонды, став более кокетливой, более женственной.
– Как поживаете? – поинтересовался Филипп, приглашая ее в гостиную.
– Это скорее у вас надо спросить.
Ни горечи, ни агрессивности в словах прибывшей. В ее интонации он не уловил ничего, кроме ласкового упрека.
– Если бы друзья не беспокоились о вас, вы бы вообще не подавали никаких признаков жизни.
– Что вы хотите, я стал затворником.
– Содержащим свой дом в образцовом порядке, – дополнила она, проведя пальцем по мрамору камина. – Ни пылинки.
«Ай! – подумал Филипп. – Слишком чисто в комнатах, вот он – грубый психологический просчет…»
– Если вы только не завели прислугу?
Предвидя тупик, в который это могло бы его завести, он предпочел не искушать судьбу, утаивая то, что чересчур легко проверить.
– Нет, я все делаю сам… стараюсь, как могу.
– Ну, тогда «браво!»… Тысячу раз «браво»! Мужчине редко удается содержать дом в такой чистоте.
Жизнерадостная, Люсетта разгуливала по гостиной, резко поворачиваясь, игриво вихляя бедрами…
«Что у нее на уме? – терялся в догадках Филипп. – Неспроста она говорит все это…»
– Однако я приехала не только для того, чтобы расточать комплименты, – продолжала Люсетта, – но и сделать вам приглашение… Мы с Робером были бы рады видеть вас в выходные у нас в Мулене.
Он вздрогнул.
– В Мулене?
– Деревенский воздух пойдет вам на пользу.
– В эти выходные? – переспросил он. – На этой неделе?
Она кокетливо пригрозила ему пальчиком:
– Только не говорите мне, что вы заняты, я все равно не поверю.
– Подождите, – пробормотал он, – одну минутку… С Робером может получиться недоразумение…
– Он будет рад рассказать вам о своей поездке во Франкфурт.
– В том-то и дело, что нет!.. То есть, я хочу сказать, что на этой неделе он не вернется.
Она подняла брови.
– Как так?
Вместо объяснений, Филипп извлек из кармана почтовую открытку.
Пробежав текст глазами, Люсетта порозовела от смущения.
– Что ж, вы лучше осведомлены, чем я, – заявила она с обидой в голосе.
Она лгала, он это чувствовал. Чувствовал, что та знала об этой неожиданной задержке и хотела воспользоваться ею, чтобы устроить ему нечто вроде западни. Он бы приехал, ничего не опасаясь. Более суток одни посреди леса, отрезанные от остального мира, в романтическом сообщничестве с ночью, осенью, дровами, пылающими в камине…
– Что ж, тем хуже! – воскликнула она, топнув ногой. – Обойдемся и без него!
– Полноте, Люсетта… Без Робера… Это невозможно! Она с вызовом посмотрела на него.
