Жорж Сименон - Мегрэ и субботний клиент
— В каком он был состоянии?
— Едва держался на ногах… Я сразу заметила, что он был пьян больше обычного… Сел рядом со мной на террасе возле жаровни… Даже руки не мог поднять, чтобы подозвать официанта, и попросил чуть слышно: «Рюмку коньяка… Для мадам тоже…» Мы с ним чуть не поссорились… Видя, в каком он состоянии, я запрещала ему пить, а он упрямился и твердил: «Мне плохо… Добрая рюмка коньяка меня только взбодрит…»
— Он ничего не сказал такого, что вас удивило?
— Да, в самом деле… Мне показались странными слова, которые я еле разобрала… Он несколько раз произнес: «И он тоже мне не верит…»
— Он не пояснил, что означали эти слова?
— Только проворчал: «Не бойся… Я знаю, что говорю… Ты тоже когда-нибудь это поймешь…»
Мегрэ вспомнил, каким тоном в тот понедельник Планшон сказал ему по телефону, когда звонил с площади Аббес: «Я благодарю вас…» Тогда комиссару показалось, что он уловил в его голосе не только горечь и разочарование, но и смутную угрозу.
— Вы направились в отель вместе?
— Да, он сам этого захотел… Но едва мы вышли на улицу, как он растянулся на тротуаре во весь рост… Я помогла ему подняться… Вид у него был униженный… «Я докажу им, что я настоящий мужчина»… — прокричал он. Мне пришлось взять его под руку… Хозяин отеля не позволил бы ему войти туда в таком состоянии, и я еще боялась, как бы его не стошнило в комнате. Я спросила, где он живет. «Там…» — неопределенно показал он рукой. «Где это там?» — «Улица То… Улица То…» — с трудом шевелил он языком. «Улица Толозе?» — догадалась я. «Да… Там в… Там в…» Уверяю вас, мне было вовсе не до смеха! Я боялась, что появится полицейский и еще подумает, что я нарочно напоила его, чтобы обокрасть… Ничего дурного о полиции не хочу говорить, но, согласитесь, что иногда…
— Продолжайте… Вы вызвали такси?
— Еще чего!.. У меня не было ни сантима… Мы пошли пешком, и я его поддерживала… Почти полчаса мы брели на самый верх улицы Толозе, так как он постоянно останавливался, ноги его подкашивались, и перед каждым баром он повторял, что рюмка коньяку ему не помешала бы… Наконец он уперся в решетку и снова упал… Ворота были открыты… Во дворе стоял грузовик, а на борту у него какие-то буквы, которые я не разобрала из-за темноты… У самой двери я его отпустила…
— Свет в окнах горел?
— Я видела свет через занавески на первом этаже. Я прислонила его к стене, надеясь, что он сразу не упадет, а сама позвонила в дверь и быстро убежала прочь…
Весь ее рассказ сопровождал стук печатной машинки.
— С ним что-то случилось?
— Он куда-то пропал.
— Надеюсь, меня ни в чем не подозревают?
— Вы можете быть спокойны…
— Вы полагаете, что меня вызовут в суд?
— Думаю, нет… А если даже и вызовут, то опасаться вам нечего…
Лапуэнт вынул лист из печатной машинки и протянул его женщине.
— Я должна прочитать?
— И подписать.
— У меня из-за этого не будет неприятностей?
Прочитав свои показания, она расписалась большими неровными буквами.
— А теперь, что мне делать?
— Вы свободны…
— Я могу еще успеть на автобус?
Мегрэ вынул из кармана деньги.
— Этого вам хватит, чтобы взять такси.
Едва она ушла, как зазвонил телефон. На другом конце провода был Жанвье. Мадам Мегрэ, когда он сначала позвонил на бульвар Ришар-Ленуар, сообщила, что муж поехал на набережную Орфевр.
— Больше ничего нового нет, шеф… Я прошел по бульвару Рошешуар до площади Анвер… Проверил все заведения на десяти маленьких улочках…
— Можешь идти спать.
— А Лапуэнт нашел что-нибудь?
— Да. Расскажу все тебе завтра…
Вернувшись домой, Мегрэ опасался только одного: как бы утром не слечь от простуды. У него неприятно покалывало в ноздрях, а веки жгло, словно огнем. К тому же он совсем не чувствовал вкус табака.
Жена приготовила ему еще один стакан грогу. Всю ночь он обливался потом, а в девять часов утра с тяжелой головой уже сидел в приемной прокуратуры и целых двадцать минут ожидал, когда его пригласит помощник генерального прокурора.
Должно быть, вид у комиссара был мрачный, так как тот сразу же спросил:
— Похоже, тип, которого вы вызывали, все же доставил вам неприятности?
— Нет, но в деле появилось кое-что новое…
— Отыскался ваш хозяин малярной мастерской? Как там его зовут?
— Планшон… Нет, он не объявился… Мы восстановили по времени, как он провел вечер в понедельник перед своим исчезновением… Вернувшись домой около одиннадцати часов вечера, он, оказывается, был настолько пьян, что не держался на ногах и несколько раз падал на тротуаре между площадью Бланш, где он выпил последнюю рюмку, и улицей Толозе…
— Он был один?
— Нет, в компании с публичной женщиной, с которой у него до этого были интимные связи. Она держала его под руку, потому что он еле передвигал ноги…
— Вы ей верите?
— Да, уверен, что она говорит правду… Это она позвонила в дверь, а потом быстро ушла, оставив шатающегося Планшона у стены дома… Не верится, что в таком состоянии он через несколько минут мог подняться на второй этаж, сложить свои вещи в два чемодана, спуститься с ними вниз по лестнице и без чьей-либо помощи выйти на улицу…
— А может, он принял какое-нибудь средство, чтобы протрезветь… Ведь есть же современные лекарства…
— Его жена и Пру сказали бы об этом…
— Пру — это любовник, не так ли? Это его вы вызывали?.. Какие он дал показания?
Чувствуя тяжесть во всем теле и боль в голове, Мегрэ терпеливо и со всеми подробностями изложил историю о трех миллионах и о расписках. Он напомнил о своих сомнениях в подлинности подписи Планшона на акте продажи мастерской.
— Господин Пируэ, наш эксперт-почерковед, не дал категоричного заключения. По его мнению, документ мог быть подписан как самим Планшоном, находившимся в состоянии опьянения, так и другим лицом, который скопировал его подпись…
— Разве расписок было несколько?
— Да. Двадцать четвертого декабря Пру занял два миллиона старых франков — один у своего отца, другой — у шурина… Я дал указание одному из моих подчиненных снять фотокопии с этих расписок… В той, которую получил шурин, указывается, что одолженные деньги должны быть возвращены в течение пяти лет с выплатой шести процентов от общей суммы… Расписка, что у отца, предусматривает возмещение долга в два года и без всяких процентов…
— Вы считаете, что эти расписки даны для отвода глаз?
— Нет!.. Мои сотрудники выяснили, что 23 декабря, до того, как он дал эту сумму в долг, отец Пру снял один миллион наличными со своего счета в сберегательной кассе, а всего у него там хранится чуть больше двух миллионов… Что касается шурина, Мурье, то он в этот же день снял такую же сумму в почтовых чеках со своего счета…
