Джон Карр - Замок "Мертвая голова"
– Ладно, я скажу, что там увидела. Я увидела Изабель Д'Онэ, идущую в комнату Данстена. А что, это запрещено?
– Глупышка вы маленькая! – спокойно произнес Банко-лен. – Я хочу доказать невиновность Данстена! Вы видели, как он бежал по тропинке в ночь убийства, и решили, что он замешан в преступлении. А потом он фактически сам признался в этом. Так вот – он лгал! А лгал потому, что на самом деле был с мадам Д'Онэ. И я хотел, чтобы вы увидели, как она сегодня вечером идет в его комнату, и узнали, что на самом деле он делал в ночь убийства. Он предпочел, чтобы вы сочли его убийцей!
Голос Банколена звучал так же ровно и бесстрастно, как ее. Казалось, он снова и снова обдумывал вопрос, устало глядя куда-то вдаль.
– Мисс Рейн, теперь вы понимаете, чью фигуру видели поднимающейся по внешней лестнице в комнату Д'Онэ? Это его жена возвращалась со свидания с Данстеном. Она поднялась по боковой тропинке, а он по лестнице, идущей с причала. Они очень боялись, как бы их не обнаружили, хотя Д'Онэ, по-видимому, спал как убитый… Будьте уверены, говорить с бароном Арнхаймом вам будет гораздо труднее, чем со мной. Вы что, хотите, чтобы и вас и Данстена повесили?
В голосе Банколена звучало явное презрение. От этих безжалостных слов ее бледное лицо налилось кровью. Салли несколько раз открыла рот и неуверенно провела рукой по глазам.
– Эта стерва! – с внезапной злобой произнесла девушка. – Эта мерзкая маленькая стерва! Да. О да! Я предполагала что-то вроде этого… И я не виню Данса, я его не виню. Она постоянно падает в обморок и вешается ему на шею. Ему это нравится.
Салли резко выкрикивала слова и нервно подмигивала с устрашающе решительным выражением лица. Она расстегнула верхнюю пуговицу пижамы. Под ней на шее висело платиновое обручальное кольцо. Девушка развязала веревочку, и кольцо со звоном упало на пол…
– Видите ли, мы собирались объявить об этом… когда… Данс потихоньку… разболтал об этом… своей семье. – Наморщив лоб, Салли подняла взгляд на Банколена, и ее голос звучал очень тихо. Вдруг ее глаза снова загорелись огнем праведного гнева. – Но вы… вы человек или кто? Откуда вы узнали?
– Сейчас я не имею права говорить вам, откуда мне стало известно о ваших отношениях, – ответил Банколен, – ведь это напрямую касается раскрытия преступления. Но ваша любовь к молодому человеку… простите меня… была видна в каждом взгляде, слове и жесте. – Он чуть заметно улыбнулся. – ИзабельД'Онэ…
– Маленькая дрянь!
– Будьте милосердны, мисс Рейн, будьте милосердны! Раздавленная бременем семейной жизни, но по сути безрассудная и страстная женщина… Гмм. – Он помолчал, глядя куда-то в пространство. – Это вас пугает? Не думаю. Она только-только обнаружила, что осмелилась быть безрассудной, и это открытие ее пьянит. Я не забуду сегодняшнего неприятного происшествия, когда Д'Онэ обвинил ее в том, что она, может быть, отравила его веронал. Это ее шокировало, и от последних угрызений совести не осталось и следа. Как она посмотрела на нас, стоя в дверях, когда уходила! Если бы я не знал правды, мне бы уже тогда все стало ясно. Ее взгляд говорил: «Все кончено». Ее взгляд говорил: «У меня есть любовник, я ухожу к нему, и мне наплевать, знаете вы об этом или нет». Будьте уверены, мисс Рейн, я это знал. Я знал, что леди… не слишком умна. В послании я написал: «Моя комната. Два часа. Сожгите». Убедившись, что ее муж принял веронал и заснул, я положил письмо иод дверь ее комнаты. Поэтому она отправилась к Данстену. А я проверил свою версию.
Салли Рейн смотрела на него с любопытством на грани ужаса.
– Да, – решительно произнесла она, – вы проверили вашу версию. Вы сущий дьявол. Вы проверили вашу версию! О боже мой! А что будет, когда она обнаружит, что письмо написал не он?
Банколен кивнул:
– Именно этого я и хочу. Когда я выложу перед ними карты, они ничего не смогут отрицать.
– Знаете, – вздохнула девушка, – мне действительно придется вернуться в детскую. Я думала, что могу быть решительной. Святая простота! О да, вы правы! Данс действительно поднимался по тропинке в тот вечер. И я поверила, что он причастен к убийству.
– Ах! – Банколен потер руки. – Наконец-то мы знаем!
Судорожно встав, девушка с отчаянием воскликнула:
– Послушайте!.. Пожалуйста… Я должна идти. Я должна побыть одна в своей комнате. Я… я хочу где-нибудь свернуться и умереть. И я должна все обдумать. Пожалуйста! Я…
Бедняжка оглядывалась по сторонам, словно слепая. Уголки ее губ опустились, и она нервно сцепила руки. Я благосклонно выключил свет, всем сердцем проклиная Банколена. Когда она открыла дверь, я увидел тоненькую полоску тусклого света и, найдя в темноте Салли Рейн, схватил ее за руку. Она снова встала на цыпочки и, тряся меня за плечи, прошептала:
– Смельчак!
Затем ушла, а ее пурпурно-черная пижама развевалась на ходу…
Я стоял неподвижно. Мне было не по себе, и я тупо смотрел в пустой дверной проем. Какой же шок я испытал, увидев, что проем не пуст! Тусклый свет блестел на выбритом черепе, обрамленном венчиком светлых волос, монокле и плотно сжатых губах.
– Итак, – очень тихо произнес Банколен, – мой добрый друг барон в конце концов решил следовать за мной. Позвольте спросить, вы это слышали?
Фон Арнхайм стоял в дверях очень неподвижно, распрямив плечи.
– К счастью, – ответил он, – я избежал… несколько оживленной беготни по коридорам. Я слышал. Ах да! – Он тяжело дышал. – Мы можем обсудить это утром.
Вспыхнула спичка. Банколен закурил. Огонь высветил его сардонический, злобный, удивленный взгляд. Снова долгая тишина…
– Второе очко, месье Банколен, – хрипловатым голосом произнес немец.
– Второе очко, герр фон Арнхайм, – кивнул Банколен. Фон Арнхайм неуверенно приложил руку к двери, еще
больше распрямив плечи:
– Bon soir, Monsieur Bencolin. Dormez bien[6].
– Guten nacht, Herr von Arnheim. Schlaten sie woh[7].
По-военному поклонившись и щелкнув каблуками, фон Арнхайм повернулся и направился по коридору в свою комнату.
Глава 11. Пиво и колдовство
Снова благословенно сияло солнце. Глубоко дыша, я спустился вниз. Парадная дверь была открыта, солнечный свет сверкал на красном кирпиче веранды и широкими полосами ложился на пол из тяжелой древесины. В коридор врывался теплый, влажный бриз с запахом земли, смоченной дождем. Прежде чем идти завтракать, я ненадолго вышел на веранду.
Дом еще спал в первозданной утренней чистоте, подаренной природой. Над темным куполом замка «Мертвая голова», на другом берегу реки, на фоне светло-голубого неба висели неподвижные белые облака. Вдоль ярко-зеленых скал, у подножия которых шумел оливково-зеленый Рейн, виднелись свежие, словно только что выросшие за ночь деревья. Ветерок шевелил их переливающиеся на солнце кроны. В виноградниках щебетали птицы. Вдалеке, за поворотом реки, слышался шум моторной лодки.
