Стэн Ривертон - Железная коляска
Неожиданно подумал о странной вещи. Видимо, предчувствуя то, что должно было произойти. А что было бы, если бы сейчас в домике сидел какой-нибудь человек и нетерпеливо поджидал меня? В комнате стояла потертая качалка, и я не мог избавиться от мысли, что в этой качалке сейчас кто-то сидит. В своем воображении даже представлял, как этот человек выглядит… белый, как мел, лоб… Когда я войду в комнату, человек будет сидеть в кресле-качалке совершенно неподвижно, его белый лоб будет светиться в темноте, человек будет молчать…
Я пошел быстрее, подгонял себя вперед, чтобы избавиться от зловещего страха, который все усиливался и усиливался и, казалось, вот-вот овладеет мной полностью. Еще не придя в себя, я оказался в комнате. Качающееся кресло было пустым. Я запер за собой дверь.
Когда лихорадочно искал спички, услышал отчетливое тиканье часов, но это было тиканье не моих часов. Ледяной страх мгновенно сковал сердце, я уже собрался броситься к двери, но вспомнил о древоточце, маленьком насекомом, который стучит в старых домах. Значит, это всего только древоточец!.. Я снова начал искать спички. И снова в мои уши вливалось интенсивное тиканье. Оно передвигалось с места на место, вслед за мной, тиканье преследовало меня. В своей болезненной фантазии я представил себе, что какой-то молчащий человек ходит за мной следом, человек, которого я не могу видеть, а лишь слышу, как идут его карманные часы. Наконец я зажег спичку. Снял с лампы стекло. Стекло… было теплым. Стекло от лампы было теплым!..
Я застыл, как парализованный, держа в одной руке стекло, в другой горящую спичку. Спичка горела, пока не обожгла мне пальцы, потом погасла, и вокруг снова воцарилась темнота. Меня захватило одно стремление – любой ценой разогнать мрак, зажечь свет. Не помню в деталях, что происходило дальше, но мне все-таки удалось зажечь лампу, и мой взгляд безотчетно устремился в сторону окна. Это было большое старомодное окно, разделенное на восемь частей. За теми восемью частями была тьма, казалось, окно было черным, как эбеновое дерево. Я резко двинулся к окну, чтобы опустить штору, направился, дрожа от страха…
И вот тогда я увидел лицо, смотрящее прямо на меня… высокий лоб, ярко-красные губы, которые, как открытая рана, выглядывали между усами и бородой, лицо отчетливо вырисовывалось на фоне темноты, черной, как эбеновое дерево. Лицо приближалось. Уже была видна шея, погнутый воротник и перекошенный галстук, с узлом у левого уха. Покойник намеревался войти в комнату…
Глава шестая
СОБАКА
Шатаясь, я отошел от окна и повернулся лицом к стене. А через некоторое время я уже стоял на коленях, опершись плечом о край кровати. Голосом, который звучал чуждо и странно, я прокричал несколько раз, задыхаясь от страха: нет! нет! нет! В комнате было светло, но я не смел посмотреть на окно, я чувствовал затылком, что ужасное лицо по-прежнему приближается из темноты. Вот оно проникает через зеленые стеклянные пластинки, влезает через оконное стекло, как труп, который извлекли из морских волн: медленно и безжалостно, молча – и все ближе. Я не решался посмотреть на окно, ни за что на свете, но вдруг повернул голову.
Лицо находилось там по-прежнему, белое и страшное, с высоким лбом, ярко-красными губами ребенка. Я рухнул на постель и закрыл глаза, ощущая затылком холодное дуновение страха, леденящего, как мертвое сияние луны.
…Я очнулся от обморока, который, должно быть, продолжался около часа. В комнату проникал серый свет. По-прежнему не хватало сил взглянуть на окно, однако я знал, что за стеклом уже светлее. У меня было такое чувство, будто я лежал в каюте маленькой лодки, в которой совершал путешествие через мрак, а сейчас вот настает день и становится все светлее.
Я медленно стал различать предметы вокруг меня, видел, как все отчетливее проступают их контуры, а страх отодвигался все дальше и дальше. Когда я увидел симпатичные старые часы, которые уже не ходили целое столетие, маленькую картину, написанную маслом, изображающую знаменитых норвежцев 1905 года, цветочные вазы и белую бумагу на столе, все такое безобидное и нестрашное, вдруг мое поведение показалось мне по крайней мере странным. Я вел себя хуже истеричной бабы. Я посмотрел в окно…
На фоне серого насыщенного влагой неба неподвижно стояли деревья. Я распахнул окно. Штора изогнулась, как парус, хотя ветра почти не было. Воздух был тяжелым, давящим, наполненным морским бризом, вобравшим в себя синеву светлых летних волн. Легкий ветерок нес с собой целый веер чудесных летних ароматов настоящего лета. Он нес эти ароматы с просторных, свежескошенных лугов, с солнечных ложбин, поросших морошкой, из еловых лесов, из которых забрал запахи живицы и прошлогодних шишек. Я уже ясно различал нагромождение скал за дорогой, где среди сухого валежника росли малина и земляника, а под валунами гнездились скользкие гадюки. Под небом, затянутым одеялом из туч, воздух был тяжелым. Но уже первый бриз снимал это одеяло с горизонта, слой облаков на востоке уже пробивали светло-синие солнечные стрелы, в воздухе блестело золотом, будто тысячи молний обрушились вниз, пронизывая его.
Освободившись от оков страха и темноты, я мог теперь спокойно разобраться в том, что произошло. Я ненавидел самого себя за отсутствие смелости и самообладания. Все это были галлюцинации, видения в моем подсознании. Но разве в таких условиях мои нервы могли оставаться в покое! Казалось, я бродил весь в крови.
О сне, конечно, сейчас не могло быть и речи. Хотелось пойти на море, услышать звуки лодок, плывущих к подводным отмелям, где собиралась рыба. Я не мог долго выносить эту абсолютную тишину.
Дверь оказалась незапертой на ключ. Благодарение Богу, что я не знал об этом ночью, это еще больше подстегнуло бы страх.
Я обошел домик вокруг и остановился под окном. Взглядом измерил расстояние от земли до подоконника и сразу сделал вывод, что стоящий у окна мужчина среднего роста достигал лицом как раз того места, которое было видно мне ночью. Странное дело. Под окном был небольшой клочок обработанной земли. На черном торфе росли несколько убогих яблонь, а вдоль дорожки была разбита цветочная клумба, на которой росли жалкие искривленные Цветы, поскольку здесь почти постоянно была тень.
Глянув на цветочную клумбу, я почувствовал, как меня вновь охватывает страх. Посреди клумбы, глубоко отпечатанные в черной земле, виднелись следы ботинок. Я отодвинул ветки яблони, чтобы присмотреться внимательней. Да, здесь недавно кто-то стоял. Я поставил левую ногу рядом с отпечатком ботинка и убедился, что оттиск моего ботинка был на полсантиметра длиннее. Между тем все следы, оставленные раньше, ничем не отличались друг от друга. Все сводилось к тому, что здесь недавно кто-то стоял и заглядывал в окно, несколько часов назад… Сегодня ночью? Я лег на землю и внимательно изучил участок. И напал на новые следы. Обнаружил, в каком месте человек сошел с каменных плит на дороге… вот он шел здесь… дальше ступил там… Потом ступил на маленькую полоску земли, отодвинул в сторону ветви яблони и стал посредине цветочной клумбы. И стоял тут долго, по крайней мере несколько минут, может, полчаса. Я установил это по двум отпечаткам ботинок, которые были глубже, чем остальные. Человек стоял неподвижно… И заглядывал в мою комнату.
