Агата Кристи - Подвиги Геракла
Пуаро с интересом приглядывался к нему: стройный, темноволосый. Премьер выглядел смертельно усталым.
— Возможно, мосье Пуаро, — произнес Ферриер своим приятным низким голосом, — вам знаком еженедельник «Рентгеновский луч»?
— Мне приходилось его видеть, — чуть смущенно признался Пуаро.
— В таком случае вы в общих чертах представляете, что там можно обнаружить. Полуклеветнические утверждения, смутные намеки на некие таинственные события. Что-то соответствует действительности, что-то не совсем, но все подается под острым соусом. Однако иногда… Иногда дело обстоит хуже, — помедлив, добавил он изменившимся голосом.
Пуаро промолчал.
— Вот уже две недели, — продолжал Ферриер, — они публикуют намеки на грядущее разоблачение «в высших политических кругах», связанное с коррупцией и злоупотреблением служебным положением.
— Обычный дешевый трюк, — пожал плечами Пуаро. — Когда дело доходит до самих разоблачений, любители сенсаций бывают сильно разочарованы.
— Эти разоблачения их не разочаруют, — сухо заметил Ферриер.
— Так вы представляете, что это будут за разоблачения? — уточнил Пуаро.
— Достаточно хорошо представляем.
Помолчав, Эдвард Ферриер тщательно и подробно ввел Пуаро в курс дела.
Рассказанная им история весьма впечатляла. Беззастенчивые интриги, бесцеремонные подтасовки, разбазаривание партийных денег — вот в чем обвиняли бывшего премьера, Джона Хэмметта. Читателю собирались преподнести образ бесчестного негодяя, обманувшего доверие народа и использовавшего служебное положение для того, чтобы сколотить себе огромное состояние.
Премьер умолк. Министр внутренних дел испустил тоскливый стон и неожиданно выпалил:
— Это чудовищно! Просто чудовищно! Мерзавца Перри, издающего этот гнусный листок, расстрелять мало!
— Эти, так сказать, откровения должны появиться в «Рентгеновском луче»? — поинтересовался Пуаро.
— Да.
— И что вы собираетесь предпринять?
— Это нападки лично на Джона Хэмметта, — протянул Ферриер. — Ему решать, подавать ли на газету в суд за клевету.
— Так будет он подавать в суд?
— Нет.
— Почему?
— Возможно, именно этого «Рентгеновский луч» и добивается. Это же отличная реклама, причем бесплатная. Они будут твердить, что все публикации — просто беспристрастное обсуждение проблемы и что все, о чем написано в газете, — чистая правда. Главное — привлечь внимание.
— Но если решение будет не в их пользу, им придется заплатить огромный штраф.
— В том-то и штука, что до штрафа дело, возможно, не дойдет.
— Почему?
— Полагаю, что… — чопорно начал сэр Джордж, но Эдвард Ферриер тут же его перебил:
— Потому что то, что они собираются опубликовать, — правда.
В ответ на столь непарламентскую откровенность сэр Джон Конвэй снова застонал.
— Эдвард, дружище, — воскликнул он, — не собираетесь же вы признать…
По усталому лицу Эдварда Ферриера скользнуло подобие улыбки.
— К сожалению, Джордж, — сказал он, — бывают случаи, когда приходится говорить правду. Сейчас именно такой случай.
— Все это, как вы понимаете, строго конфиденциально, мосье Пуаро, — поспешил напомнить сэр Джордж. — Ни слова…
— Мосье Пуаро прекрасно все понимает, — прервал его Ферриер и медленно продолжал. — Но один момент я хотел бы подчеркнуть: на карту поставлено будущее Народной партии. Джон Хэмметт, мосье Пуаро, и был визитной карточкой Народной партии. Он воплощал те качества, за которые нас любили в народе, — честность и порядочность. Не скажу, что мы все делали правильно — дров мы на своем веку наломали немало. Однако мы старались, как могли, защищать интересы людей и всегда были приверженцами честной политики. И вот, пожалуйста, символ нашей партии, Честный малый par excellence[81], оказался отъявленным негодяем.
У сэра Джорджа вырвался очередной стон.
— Вы сами ничего не знали о его махинациях? — прямо спросил его Пуаро.
По усталому лицу опять скользнула улыбка.
— Можете мне не верить, мосье Пуаро, но я, как и все прочие, был введен в заблуждение. Все удивлялся, почему моя жена с такой прохладцей относится к своему отцу. Теперь-то я понял… Она просто знала, что он собой представляет. Когда правда начала выходить наружу, — добавил он, помолчав, — я был в ужасе и никак не мог поверить… Мы настояли на отставке моего тестя по состоянию здоровья и принялись разгребать всю эту грязь.
— Чистить Авгиевы конюшни! — простонал сэр Джордж.
Пуаро встрепенулся.
— Боюсь, что нам теперь не выпутаться, — признал Эдвард Ферриер. — Как только факты станут достоянием общественности, разразится скандал. Правительство — в отставку, потом выборы, а к власти, по всей видимости, вернется Эверхард со своей партией. Ну, а его стиль вы знаете.
— Провокатор! Настоящий провокатор! — выпалил сэр Джордж.
— Эверхард — человек способный, — раздумчиво произнес Эдвард Ферриер, — но при этом безрассудный, воинственный и совершенно бестактный. Сторонники его безынициативны и крайне нерешительны, так что все сведется к диктатуре.
Пуаро кивнул.
— Если бы все это можно было замять… — заныл сэр Джордж.
Премьер медленно покачал головой, признавая свое бессилие.
— Вы считаете, что замять это невозможно? — спросил Пуаро.
— На мой взгляд, дело это слишком скандальное и слишком многие о нем знают, чтобы его можно было замять. Короче говоря, у нас только два пути: либо применить силу, либо прибегнуть к подкупу, но я не думаю, что это реально. Министр внутренних дел помянул только что Авгиевы конюшни. Чтобы их почистить, понадобилась мощь нескольких рек. Боюсь, что для решения наших проблем тоже потребуется нечто сверхординарное…
— Собственно говоря, вам нужен Геракл, — уточнил Пуаро, с удовлетворенным видом кивая головой. — Меня, если вы помните, зовут Эркюлем, — добавил он после выразительной паузы.
— Вы в состоянии совершать подобные чудеса, мосье Пуаро? — спросил Эдвард Ферриер.
— Но ведь за этим вы меня и пригласили?
— В общем, да… я отдавал себе отчет в том, что спасти нас может только самое что ни на есть фантастическое и нетривиальное решение. Но, быть может, мосье Пуаро, — помолчав, продолжал Ферриер, — вы полагаете, что Джон Хэмметт заслуживает разоблачения? Раз он был проходимцем, легенду о честном малом Джоне Хэмметте следует развеять во что бы то ни стало. В самом деле, можно ли построить хороший дом на кривом фундаменте? Но — хочу попытаться. Любой политик жаждет власти, — добавил он с горькой усмешкой, — и, как всегда, из самых высоких побуждений.
