Элизабет Ролле - Убийство с третьей попытки
Дорис в ответ небрежно кивнула. Затем в поле зрения Алена оказался Генри и сообщил доктору, что машина его ждёт. Доктор любезно поблагодарил, и они уехали.
К часу все обитатели дома, кроме всё ещё гулявшей с Ником Кэт и Джудит, сидевшей смиссис Рэтленд, собрались в гостиной. Разговор зашёл об утреннем происшествии. Дорис сказала, что Джудит следует знать, где хранится лекарство, раз это так важно, и что она не понимает, как Джудит может быть такой легкомысленной. По мнению Этвуда, Джудит была совершенно не виновата в том, что миссис Рэтленд переложила свои таблетки и не сказала ей об этом. Генри красочно расписал, как он мчался за доктором и по дороге задавил курицу.
— Хорошо, что только курицу, — усмехнулся Этвуд. — Когда ты садишься за руль, задавленная курица — это меньшее из зол, которых следует опасаться.
Генри негодующе фыркнул, а Хильда спросила, часто ли у миссис Рэтленд бывают подобные приступы.
— Довольно часто, — ответил Этвуд, — но она сама знает, что надо делать, и обычно обходится без врача, надо только вовремя принять лекарство.
— У меня с сестрой то же самое было, — сказал Хилтон. — Когда начались бомбёжки, она по настоянию мужа уехала из Лондона к его родителям. Долго не соглашалась, а потом поехала. Села в поезд со всеми вещами, а одну сумку в суматохе украли. Она туда как раз все свои лекарства сложила. В поезде у неё начался сердечный приступ, и она умерла.
— Надо было в Лондоне оставаться, — сказала Дорис.
— Кто же знал, что так получится…
— Вообще ужасно быть больным, — заявил Генри. — По-моему, у таких людей искажается психика, они всё время прислушиваются к своим ощущениям и только об этом и думают.
— Вы преувеличиваете, — возразил Хилтон. — Моя сестра была совершенно нормальным человеком. Ко всему можно приспособиться и к болезни тоже.
— Смотря к какой. Лично я предпочёл бы быть мёртвым, чем неизлечимо больным, — стоял на своём Генри.
— Те кого боги любят, умирают молодыми — кажется, так говорили древние греки, — сказал Этвуд.
Кэт вернулась лишь к шести часам, Ник проводил её до самых дверей. Хильда встретила её очень сурово. Окна в их комнатах были открыты, и Ален, сидя у себя на подоконнике, слышал, как она отчитывает девушку. Кэт вяло защищалась, говоря, что просто погуляла с другом своего детства и зашла в гости к его родственникам, однако Хильда была неумолима и заявила, что она ведёт себя неприлично и что тётя Лина была бы возмущена её поведением. Под конец она сказала, что прежде была лучшего о ней мнения, а теперь видит, что она просто вертихвостка, ей бы лишь пококетничать, всё равно с кем.
— Не всё равно! — крикнула Кэт, и в её голосе зазвенели слёзы. — Не хочу никого видеть, хочу домой!
— А как же твой Ник?
— Он вовсе не мой! Не нужен он мне!
— А Этвуд? — помолчав, спросила Хильда, и Ален понял, что он не единственный, кто кое-что заметил.
— У него же есть Джудит, — жалобно сказала Кэт. — Она такая красивая…
Алену стало жаль девушку. Бедный ребёнок, подумалось ему, и надо же ей было попасть сюда. Всё-таки у Этвуда кое-какая порядочность ещё сохранилась, раз он тогда выставил её из своей комнаты. Хотя возможно, что он заботился в первую очередь о самом себе, осложнений с женщинами ему и так хватает.
В начале девятого Ален с книгой и пледом под мышкой вышел из дома, выбрал в парке местечко между кустами цветущих роз, сложил плед вдвое, расстелил его и улёгся. Заходящее солнце приятно пригревало спину, и вскоре он закрыл книгу, положил голову на руки и уже почти задремал, когда на аллее, вдоль которой росли розы, появился мужчина. Ален пребывал в состоянии полной расслабленности, когда лень шевельнуться, и даже не поднял головы, чтобы посмотреть, кто это: ему были видны одни движущиеся ботинки. Когда ботинки поравнялись с тем местом, где он лежал, рядом с ними возникли коричневые женские туфли. «Хильда, — лениво подумал Ален, — это её туфли».
— Мне надо с вами поговорить, — решительно сказала она кому-то.
От её голоса, напряжённого и от волнения хрипловатого, сонливость исчезла. Ален повернул голову: рядом с ней стоял Этвуд.
— Я вас слушаю.
— Позвольте задать вам один вопрос.
— Да?..
— Как вы относитесь к миссис Комптон? — в лоб спросила Хильда.
— Она очень милая девушка, — осторожно ответил Этвуд, очевидно прикидывая, что именно ей известно.
— Тогда я сформулирую иначе, — не отступала Хильда. — Она для вас что-нибудь значит?
— Я вас не понимаю, — холодно отозвался Этвуд.
— У девушек в её возрасте бывают такие странные фантазии… — Хильда, попавшая в щекотливое положение, принуждённо засмеялась. — Чего только не взбредёт им в голову!
— Весьма сожалею, если ненароком дал для этого какие-то основания.
«Лжёт без зазрения совести! — возмутился про себя Ален. — Делает вид, будто он ни при чём. Ну и денёк! — подумал он, когда Хильда и Этвуд, обменявшись любезностями, вероятно не совсем искренними, ушли. — Даже поспать спокойно не дадут, будто другого места нет для выяснения отношений, кроме как рядом со мной. Не хочу ничего знать! Скорее бы убраться отсюда».
После того, как он узнал, что Джудит выходит замуж за Этвуда ради денег, человечество представлялось ему жалким сбродом, и всё окружающее приобрело мрачный оттенок.
Ален провалялся на своём месте ещё час; когда он сложил плед и направился к дому, уже темнело. Идя через парк, он заметил за кустарником женскую фигуру в тёмной шали с золотистыми блёстками.
— …придётся его убрать, — донёсся до него приглушённый мужской голос.
Ален ускорил шаг. Всё, с него хватит. Он в сыщики не нанимался, и плевать ему на чужие разговоры. В конце концов, раз сам Этвуд так спокойно отнёсся к подсыпанному яду, он-то чего будет волноваться? И потом, все его усилия выяснить что-нибудь насчёт отравления пошли прахом. Он узнал массу разных вещей, но всё не о том. Узнал, что девушка по имени Мэй покончила с собой из-за Этвуда и что у него есть ребёнок; узнал, что Джудит мечтает завладеть его состоянием, а её бабка его ненавидит; что Дорис — любовница Хилтона и им обоим нужны деньги; что Генри Блейк тоже вечно в долгах, а Томас и Этвуд ненавидят друг друга. Только зачем ему всё это? Пусть грызутся между собой, ему-то какое дело? К Этвуду, каков бы он ни был, его привязывает чувство благодарности, об этом забывать нельзя, однако что он может сделать? Этвуд не любит, когда лезут в его дела, и в чужих советах не нуждается. Он же прямо сказал, что сам в состоянии постоять за себя. «В такой ситуации остаётся умыть руки», — думал Ален, сидя на подоконнике на первом этаже возле боковой лестницы; пристрастие к подоконникам он сохранил с детства, когда вечерами готовил уроки, пристроившись у окна своей комнаты, чтобы заодно наблюдать за происходящим на улице. Мать сгоняла его оттуда и заставляла пересаживаться к столу, но стоило ей выйти, как он тотчас вновь оказывался на своём излюбленном месте.
