Эллери Квин - Санаторий смерти
У Флинта, который охранял кабинет, он узнал, кто из обитателей дома какую комнату занимает. Затем пошел к комнате Джима Роджерса. Храп доктора был слышен даже в коридоре. Он тихо открыл дверь, пересек комнату и посветил фонарем на кровать. Джим лежал навзничь и храпел, открыв рот. Он не открывал глаз даже тогда, когда луч фонаря упал ему на лицо. В комнате сильно пахло виски. Эллери Квин снова вышел в коридор. В конце его были комнаты Рокки Тейлора и Корнелии Маллинз. Обе двери были не заперты. Вначале он вошел в комнату Рокки, затем — в комнату Корнелии. Обе пусты, постели не тронуты.
Он быстро спустился по черной лестнице и вышел на улицу через дверь с сеткой. Заглянув в гараж, он констатировал, что машина Рокки Тейлора исчезла.
Он обежал дом, вошел через главный вход в холл, открыл там дверь с надписью «Клод Л. Закари», быстро прошел через кабинет и заглянул в спальню позади него. Секунду спустя вышел и сказал:
— Джерри, немедленно звоните инспектору Квину. Мисс Маллинз и мистер Тейлор смотали удочки. Они уехали на машине Тейлора. Мистер Закари, похоже, удалился пешком. Он был осторожен, как всегда, и поэтому решил покинуть дом через окно.
16
Эллери Квин стоял у окна спальни Джона Брауна и смотрел сквозь стальную решетку. Восходящее солнце отражалось в спокойных водах Гудзона. С ветвей старого клена у самого окна доносилось дружное чириканье целой воробьиной стаи. Но Эллери не обращал никакого внимания ни на золотые лучи, ни на птичий щебет. Он не обратил внимания и на бойкую малиновку, которая быстро склевала червячка на газоне и улетела. Погруженный в свои мысли, он потушил свою сигарету о каменный подоконник, выбросил ее в окно и взял в руки маленькое черное птичье перо. Все еще во власти раздумий, он провел пером по запястью.
Пока Джерри докладывал инспектору об исчезновении Закари, Тейлора и Корнелии Маллинз, Эллери еще раз обошел все комнаты, вплоть до комнат миссис Браун и ее дочери Барбары. Он осмотрел подвал и даже кладовые. Он еще раз простучал стены в спальне Брауна и ванной, обшарил стенной шкаф, в котором был спрятан труп. Он обследовал все — кровать, пол, решетку на окне…
Разгадка должна быть. Ведь убийца как-то сделал это. Но как? Бедная Никки. Он ничем не может ей помочь. Как дорого ей придется заплатить! Потому что он был слеп! И глуп. Ничтожество! Жалкий червяк! Червяк… Червяк?!
Он застыл, как вкопанный. Глаза его сощурились. Он вдруг ощутил, будто с его глаз спала какая-то пелена, и сразу увидел рассвет над рекой, сопровождаемый воробьиным концертом.
Он обернулся.
Никки спала в брауновском кресле-качалке. Длинные ресницы покоились на бледных щеках. Он на цыпочках подкрался к ней и пощекотал птичьим перышком в носу.
Она открыла глаза.
— Эллери! Я… Мне приснился сон. Такой страшный!
— Может быть, я совершенно сошел с ума, — перебил он ее, — но у меня, кажется, есть идея. Подождите здесь. Не сходите с этого места.
И он торопливо вышел из комнаты. Несколько минут спустя вернулся, держа в руках большую кварцевую лампу, пристроил ее у окна и включил. На ковер упал овал света.
— Примерно здесь он лежал, — бормотал Эллери себе под нос. — И правая его рука была где-то здесь. Нет, вот здесь.
Он указал на ковер, недалеко от пятна крови, которое все еще было хорошо видно.
— Умер он около трех. Три часа по летнему времени, будем считать — два. Значит, солнце уже стояло довольно высоко. Лучи падали вот так…
Он поставил лампу так, чтобы ее свет падал на то место, где когда-то лежала рука покойного.
Никки, которая не понимала ничего, смотрела на его действия со все возрастающим скепсисом.
— Уж не хотите ли вы— сказать, что мистер Браун умер от солнечного удара? — спросила она в конце концов.
— …Примерно под этим углом, — продолжал бормотать Эллери, не обращая внимания на замечания Никки. Он еще подвинул лампу, но так, что овал света на ковре остался на прежнем месте. А потом вдруг сказал:
— Ну-ка, давайте сюда свои часы.
В совершенной растерянности она расстегнула блестящий браслет и протянула часы Эллери. Тот посмотрел на сверкающие камешки на браслете.
— Должно выйти, — сказал он. — Спасибо. Может быть, вы получите их назад, а может, и нет.
— Я заплатила за них целых два с половиной доллара!
— Тогда не жалко.
Эллери положил часы в самую середину зайчика от лампы на ковре и отошел. Стекло часов на браслете и камешки так и искрились.
— Великолепно, лучше и быть не может.
Он схватил Никки за руку и потащил в кабинет.
— Пойдем, мы должны спрятаться. За дверью он остановился.
— А сейчас — тихо! — скомандовал он и встал так, чтобы ему были видны часы на ковре. — Не шевелитесь, что бы ни произошло.
— Что вы тут делаете? — осведомился Флинт и подошел к ним.
— Тес! Оставайтесь там, где стоите. И не шевелитесь!
Хотя Никки и не понимала, что задумал Эллери, она стала ждать с еще большим нетерпением, чем он. Никки подняла на него глаза. Эллери неотрывно смотрел на окно брауновской спальни.
Ожидание продолжалось. Кроме чириканья воробьев за окном, тиканья часов на стене в кабинете у Брауна да тяжелого дыхания детектива Флинта, ничего не было слышно.
Тик-так, тик-так. Прошла минута. Две. Три минуты. Вдруг воробьи смолкли как по команде. Воцарилась какая-то неестественная тишина. Затем они услышали, как вспорхнула и улетела разом вся воробьиная стайка. Снова тишина. Только часы неутомимо продолжали свое «тик-так». В тот миг, когда стихло чириканье, затаил дыхание и Флинт.
«Если сейчас еще и прекратят тикать часы, я закричу», — подумала Никки.
Тик-так, тик-так.
И тут это произошло.
Издали донесся шум мощных крыльев, со свистом рассекавших воздух. Он разорвал тишину и стал приближаться.
Никки схватилась за ручку двери, чтобы не упасть. Она тоже, как зачарованная, не смогла отвести глаз от окна.
Вот пугающий шум крыльев уже рядом, уже совсем близко. Вот эти крылья забили по ту сторону железной решетки на окне, задевая за ее прутья. Вот в подоконник вцепились две сильные лапы. Шум крыльев стих. Воцарилась тишина.
Между прутьев появился клюв, потом — вся черная птичья голова. Ворон старого Амоса огляделся, протиснулся сквозь решетку и стал степенно прохаживаться по подоконнику. Поискался в своих перьях и задрал голову.
— Карр! Карр! — раздался его триумфальный крик. — Карр!
Он жадно смотрел на часы. Так и пожирал их взглядом.
Не сводя с блестящей вещи своих глаз-бусинок, он прыгнул на стол, взмахнул крыльями и опустился на пол. Поглядывая направо и налево, ворон стал приближаться к часам. Затем вытянул шею и поддел клювом часы. Те описали в воздухе сверкающую дугу и упали в полуметре на ковер. С проворством кошки ворон снова подскочил к ним. На этот раз он схватил часы когтями, как будто это была какая-то живность, пытающаяся от него убежать.
