Ксавье Монтепен - Чревовещатель
Деревенский грум получил неизменный ответ:
– Это меня не касается…
– Господин следственный судья, — сказал Жобен, — я намерен проститься с вами… Буду к вашим услугам в пять часов утра, но если понадоблюсь вам раньше, то меня можно найти в трактире «Яблоко без зернышек».
– Мне вы нужны сейчас, — возразил судья. — Сядьте, возьмите перо и пишите…
– Что писать?
– Телеграмму начальнику сыскной полиции, в двух экземплярах, в полицейскую префектуру и к нему на квартиру, для того чтобы он, не теряя ни минуты, отправился в Гранд-отель, выяснил там, куда подевался Жорж Прадель и тотчас телеграфировал мне…
Жобен уже строчил пером по бумаге.
– Вот, — сказал он, окончив писать и подавая листок следственному судье.
– Хорошо, — произнес последний. — В пять часов утра эту депешу отвезут в Малоне… Мы можем получить ответ раньше девяти. Прощайте, Жобен. Я вам советую немного отдохнуть, потому что, как я предвижу, завтрашний день будет утомительным…
– Меня ничто не утомляет, — возразил агент. — Я железный… Этого требует мое ремесло.
Направляясь в трактир, полицейский говорил самому себе:
– Что ни делай наш любезный судья, а он не докажет виновности чревовещателя, что же касается Жоржа Праделя, то те вещи, которые казались мне ясными, теперь уже не так очевидны. Зачем лейтенант назвал свое имя Жану Поке? Зачем он забыл портсигар в своей комнате? Почему не сжег письмо от дяди? В голову лезут страшные мысли… Ну, да нечего теперь об этом думать. Завтра будет виднее!
XXII
В ту минуту, когда у господина Фовеля заканчивался ужин, доктор Гренье вручил свой рапорт следственному судье. Из этого рапорта было видно на основании показания маленькой Жервезы, что так как Жак Ландри и Мариетта поужинали в восемь часов вечера, то двойное убийство произошло около полуночи. Следовательно, убийца имел в своем распоряжении достаточно времени для того, чтобы оставить замок и скрыться. «Он, вероятно, как стрела полетел в Малоне, — думал Жобен, — и сел на один из поездов в Париж или в Гавр… Быть может, он уже на пароходе, идущем в Америку».
В пять часов утра угрюмый и сонный Жан-Мари отправился на телеграфную станцию, чтобы послать депешу Жобена. В то же время унтер-офицер явился к следственному судье, который уже проснулся.
– Возьмите троих ваших людей, — сказал ему судья, — и отведите арестанта в замок. Не позволяйте никому с ним говорить. Когда прибудете в замок, не выпускайте его из виду и ждите меня.
– Слушаюсь, господин судья.
Сиди-Коко провел печальную ночь. Видя, что следственный судья не зовет его к себе, он впал в ужасную тоску. Потом гнев и отчаяние постепенно утихли, и на их место пришла физическая и душевная усталость. Когда на рассвете унтер-офицер вошел в общинную тюрьму с тремя жандармами и сказал: «Мы пришли за вами…» — чревовещатель оживился.
– Куда вы меня поведете? — спросил он.
– Увидите.
– Меня ожидает следственный судья?
– Быть может, да, быть может, нет…
– Узнаю ли я, наконец, в чем меня обвиняют?
– Вероятно…
Дав эти туманные ответы, унтер-офицер прибавил:
– Смирно! Ни слова! Ма-а-арш!..
И четыре жандарма, окружив арестанта, направились к замку. По пути они встретили не больше пяти-шести крестьян, которые смотрели на них разинув рот и выпучив глаза. Жобен уже находился в передней замка, куда ввели арестанта, но, повинуясь, как солдат, приказанию, отданному судьей, он ничего ему не сказал. Сиди-Коко, которому унтер-офицер велел сесть на скамью, воскликнул:
– Я не вижу судью!.. Выслушает он меня, наконец? Ради бога, пусть он поторопится!
– Терпение! — сказал ему унтер-офицер. — Черт возьми, вы же были солдатом! Будьте мужчиной!
– А Жак Ландри, — продолжал чревовещатель, — знает ли он, что я арестован и нахожусь здесь?.. Он хорошо знаком со мной, хотя и не очень меня любит… Я бы хотел сказать ему одно слово… всего лишь одно слово…
Услышав имя Жака Ландри, жандармы посмотрели друг на друга с невыразимым изумлением.
– Черт побери! — пробормотал один из них. — Ловкий молодец, хорошо выучил свою роль!
Чревовещатель, поняв, что ему не ответят, оперся локтями на колени и закрыл лицо руками. Больше получаса он неподвижно сидел в этом положении. Наконец, вошел следственный судья в сопровождении своего письмоводителя. Услышав звук шагов, арестант поднял голову. Он угадал, что находится в присутствии судьи, от которого зависит его судьба, он встал так быстро, так порывисто, что к нему подскочили два жандарма, и воскликнул:
– По вашей воле, сударь, меня арестовали вчера вечером! По вашей воле я уже столько времени лишен свободы!.. Справедливость требует, чтобы мне сказали, в чем меня обвиняют.
Следственный судья, усаживаясь за стол, нахмурил брови и сухо ответил:
– Вы находитесь здесь для того, чтобы отвечать, а не для того, чтобы задавать мне вопросы! Жандармы, подведите сюда этого человека. Письмоводитель, записывайте…
Чревовещатель подошел и встал перед судьей. Свет из широкого окна упал на его бледное лицо. Он твердо выдержал устремленный на него язвительный взгляд судьи.
– Я знаю, какое уважение должно выказывать суду, даже тогда, когда суд ошибается… — сказал он. — Допросите меня, милостивый государь, я буду говорить только правду.
– Ваше имя? — начал судья, между тем как письмоводитель окунул перо в чернила.
– Антим Кокле.
– Сколько вам лет?
– Двадцать семь.
– Где вы родились?
– В Гавре.
– Есть ли у вас семья?
– Я уже давно сирота, да и к тому же я незаконнорожденный… Я никогда не знал своего отца.
– Чем вы занимаетесь?
Чревовещатель покраснел.
– В настоящее время, — вполголоса произнес он, — я принадлежу к труппе комедиантов Жерома Трабукоса… Прежде я был солдатом…
– Вас прозвали Сиди-Коко?
– Да.
– По какой причине?
– В Африке у нас был обычай прибавлять в шутку слово Сиди перед именами товарищей… Сначала меня называли «Сиди-Кокле» затем мало-помалу стали звать «Сиди-Коко». Я привык к этому имени и сохранил его.
– Когда вы оставили службу?
– Восемь месяцев назад.
– Прослужив полные семь лет?
– Нет. Я не выслужил полного срока. Жребий не пал на меня, но я продался, чтобы заменить одного молодого человека, который получил наследство и хотел выйти из военной службы. Я прослужил только четыре года.
– Что это у вас за ленточка?
– У меня есть медаль.
– Имеете ли вы право носить ее?
