Рекс Стаут - Смерть содержанки
— Нет. Она твоя.
— Спасибо. Если ей что-то втемяшится, ее уже ничто не остановит. Но если у нее имелась хоть одна причина желать смерти Изабель, я бы хотел увидеть это в цвете и со звуком. В разговорах с десятком их общих друзей Саул и Фред наверняка обнаружили бы хоть намек, особенно Саул. Но они ничего не нашли. В любом случае она исключается, поскольку вы пожелали ей удачи. Так что остается доктор Гамм.
— Фу!
— Вы правы. Тогда не остается никого. В воскресенье вечером вы сказали, что нам придется начинать с нуля. Можете это повторить сейчас. Ни одного просвета среди туч. За ужином, когда вы рассуждали, что власти собираются предпринять с островом Эллис, мне вдруг пришла в голову шальная мысль. Что если вам попытаться договориться с Кремером? Я не шучу. Его люди, безусловно, не пропустили ни одного квадратного дюйма квартиры Изабель, когда искали отпечатки пальцев. Они так быстро вцепились в Орри, что наверняка никого больше не разыскивают. А между тем убийца должен был оставить хотя бы один отпечаток, и он есть в полицейской картотеке. Предложите Кремеру, что в обмен на отпечатки мы передадим ему все, что есть у нас. Дайте ему честное слово — он знает, чего оно стоит. Орри от этого хуже не станет, хуже уже некуда, а нам даст хоть какую-то зацепку. В противном случае завтра даже заняться нечем.
— Нет, — отрезал Вульф.
— Что нет? Если предпочитаете…
В дверь позвонили. Я протопал в прихожую, посмотрел, просунул голову в дверь кабинета и сказал:
— Мистер Баллу. Вид не слишком веселый.
10
Даже случись с Эвери Баллу такое, что он в один миг лишился бы всего своего состояния и его вышибли бы с поста президента «Федерал Холдинг Корпорейшн», он бы не голодал. В жизни еще не видел более изящно и аккуратно упакованного и перевязанного свертка, чем тот, который Баллу положил на стол перед Вульфом, прежде чем сел в кресло. Любое посылочное отделение Нью-Йорка заграбастало бы такого работника с руками и ногами. Морщинки на лице президента казались глубже обычного, и выглядел он настолько усталым, насколько об этом твердила его жена. Усевшись, он опустил голову и несколько раз потер ладонью брови. После подобного жеста во вторник последовала просьба чего-нибудь выпить. На сей раз, похоже, ему было не до выпивки. Он поднял голову, расправил плечи, посмотрел на Вульфа и сказал:
— Итак, вы говорите, что я не могу ни нанять вас, ни заплатить вам.
— Да, и я объяснил почему, — ответил Вульф.
— Я знаю. Но ситуация… Словом, я хочу, чтобы вы пересмотрели свое решение.
Он повернулся ко мне.
— Вы пообещали узнать, когда этот Кэтер впервые услышал мое имя. Вы узнали?
Я покачал головой.
— И еще вы сказали, что это могло случиться четыре месяца назад.
— Правильно, — сказал я. — Но с таким же успехом — и восемь, и десять месяцев назад.
— Четырех вполне достаточно.
Баллу снова обратился к Вульфу:
— Я знаю, что у вас огромный опыт, но, возможно, вы не очень четко представляете, насколько важна репутация для человека моего положения. Байрон писал о величии и ничтожности имени, но он был поэт. Поэту дозволены вольности, губительные для такого человека, как я. Я вам уже говорил, что принимал исключительные меры предосторожности, посещая мисс Керр. Никто из тех, кто мог меня видеть в ее доме, не способен меня опознать. Я ей полностью доверял и был с ней… более, чем щедр. Поэтому я был абсолютно убежден, что никто не подозревает о моей… слабости.
Он замолк, должно быть, ожидая комментариев со стороны Вульфа. И Вульф подыграл ему.
— Вы должны знать, что единственные надежные тайны — это те, про которые вы сами забыли.
Баллу кивнул.
— Я уже понял, что есть много такого, о чем я должен был знать, но чего я не знал и не знаю теперь. В отношениях с мисс Керр я допустил серьезную ошибку. Я был глупцом. Я должен был предвидеть, что она… тоже могла увлечься. Так ведь и случилось, верно? Она всерьез увлеклась мистером Кэтером?
Вульф посмотрел на меня.
— Арчи?
— Она сгорала от страсти, — заявил я. — Рвалась за него замуж.
— Да, я был глупцом. Но зато теперь мне стало понятно, почему она рассказала ему обо мне, а это очень важно. Она и впрямь была осторожной, но с ним она утратила осторожность. Это ведь логично?
Он ждал ответа, и Вульф вновь ублажил его:
— Да.
— И тогда он узнал мое имя. Никто, кроме него, не знал. Значит, он негодяй и шантажист. В течение четырех месяцев я платил ему по тысяче долларов в месяц. Почти наверняка он также и убийца. Не знаю, почему он ее убил, но он — негодяй.
Вульф посмотрел на меня, а я уставился на него. Я приподнял одну бровь. Взгляд Вульфа вновь переместился на Баллу.
— Почему, черт побери, — проревел он, — вы не сказали это раньше? Два дня назад.
— Тогда я еще всего не понял. А теперь, хорошенько подумав, разобрался. Вы слишком резко со мной разговаривали и выбили меня из колеи. Убеждали, что Кэтер невиновен. Я уверен, что убийца — он. Он мерзавец. Надеюсь, что его будут судить и он получит по заслугам. Поэтому я здесь. Вы сказали в прошлый раз, что если состоится суд, то мое имя неизбежно всплывет. Так вот: этого нельзя допустить! Мое имя не должно быть связано ни с любовной историей, ни тем более — с убийством.
Он указал на сверток, лежащий перед Вульфом.
— Здесь пятьдесят тысяч долларов в пятидесятидолларовых банкнотах. Вы сказали, что вы связаны определенными обязательствами, но у вас не может быть никаких обязательств перед шантажистом и убийцей.
Баллу перевел дух.
— Пятьдесят тысяч — только задаток. Я и в самом деле в ловушке, причем положение даже серьезнее, чем я думал, так что я должен спастись любой ценой. Признаюсь, что не знаю, как это можно сделать, но вы знаете Кэтера и сумеете с ним договориться. Я не прошу ни о чем противозаконном. Если у полиции достаточно доказательств, чтобы осудить его — ради Бога, НО МОЕ ИМЯ НЕ ДОЛЖНО ФИГУРИРОВАТЬ! Вы сами сказали, что поскольку ко мне никто не приходил, моего имени в дневнике нет, да и Кэтер, должно быть, еще не проговорился. Это так?
— Да. — Вульф теребил нижнюю губу кончиками двух пальцев. — Вы несколько торопитесь, мистер Баллу. Я согласен, что не обязан представлять интересы шантажиста и убийцы, но так ли это на самом деле? Я должен знать больше. Опишите человека, которому вы платили.
— Я никогда его не видел. Я отправлял деньги по почте.
— Когда и как он впервые их потребовал?
— По телефону. Однажды в сентябре, вечером, мне позвонили домой, и звонивший представился Робертом Сервисом Киплингом. Когда мне передали такое имя, естественно, я согласился поговорить. Он сказал, что мне не нужно объяснять, почему он назвался таким именем, и добавил, чтобы я шел в находящуюся поблизости аптеку и в десять вечера ждал там звонка в телефонной будке. Вы, конечно, понимаете, что я повиновался. В десять часов телефон зазвонил, и я снял трубку. Я услышал тот же самый голос. Вам не обязательно знать все, что он сказал. Он привел достаточно доказательств, чтобы убедить меня в том, что ему известно о моих посещениях квартиры Изабель. Он сказал, что ему вовсе не хочется разрушать мою личную жизнь, но он надеется на то, что я должным образом оценю его благородство. На следующий день я должен был отправить ему по почте десять стодолларовых купюр и столько же пятнадцатого числа каждого последующего месяца. Я пообещал.
