Найо Марш - Старые девы в опасности
— По крайней мере, отчасти. Я начинал на дипломатической службе, — Аллейн говорил чистую правду, — но мне скоро надоело перекладывать бумажки из одной папки в другую.
— Правда? Тогда у меня есть еще одна попытка… Нет! — воскликнул он, помолчав. — Сдаюсь. А вы, Карбэри?
— Я? Бог его знает! Возможно, он оставил дипломатическую службу, потому что испортил отношения с начальством, и решил заняться охотой на диких зверей.
— Я начинаю думать, что вы тут все психологи, — восторженно заметил Аллейн. — Как вы это делаете?
— Грозный охотник! — воскликнул Баради, мягко хлопая в ладоши.
— Вовсе не грозный, к сожалению, всего лишь настойчивый, несмотря на невезение и досадные промахи.
— Чудесно, — сказал Карбэри Гленд, прикрывая глаза рукой и подавляя зевок. — Уверен, вы живете в Саут-Кенсингтоне, в большой сумрачной квартире, где на стенах висят морды ужасных животных. Рога, хоботы, клыки. Сверкают стеклянные глаза, свешиваются пластиковые языки. Просто чудесно.
— Но мистер Аллейн еще и поэт и охотится не только за редкими животными, но и за редкими книгами. Возможно, — задумчивым тоном продолжал Баради, — вы заинтересовались эзотерикой во время дальних путешествий?
Аллейн, которому эзотерика уже осточертела, подавил приступ скуки и возобновил сумбурные излияния.
— В нецивилизованных странах, — произнес он с простодушно-доверчивым видом, — на твоих глазах нередко происходят странные вещи.
Он много всякого наслушался и притом от самых надежных людей, продолжал Аллейн и добавил, что все еще мало знает, а хотелось бы узнать побольше о примитивных верованиях древних народов.
— Ваша жена ездит на сафари вместе с вами? — спросил Гленд. — Я бы никогда не подумал… — Он осекся. В глазах Баради мелькнул гнев.
— Вот уж кто меньше всего одобряет такие игры, — весело произнес Аллейн. — Моя жена — художник.
— Я освобожден от оков! — воскликнул Гленд и указал пальцем на «Мальчика с воздушным змеем». — Это ее работа!
— Не может быть!
Положительно, подумал Аллейн, Баради — выдающийся актер. Изумление и радость были сыграны идеально.
— Неужто?!.. — восклицал Баради. — Неужто Агата Трой? Но, мой дорогой мистер Аллейн, это же просто замечательно. Мистер Оберон будет в восторге.
— Мне не терпится ему рассказать. — Карбэри Гленд осклабился, сквозь усы сверкнули зубы. — Боюсь, Аллейн, зададут вам трепку. Я поклялся Трой хранить тайну. Я, конечно, слыхал, — добавил он, — о том, что она вышла замуж, но Трой скрывала от нас своего грозного охотника, — он коснулся языком верхней губы, — что вполне объяснимо…
Аллейн подумал, что ничего бы не доставило ему сейчас большего удовольствия, чем схватить доктора Баради и мистера Карбэри Гленда за шиворот и крепко стукнуть лбами.
— Но мы ведь на отдыхе, — сказал он виновато.
— Разумеется, — отозвался Баради, закрывая тему.
— Кажется, вы говорили, — небрежно заметил Баради, — что у вас есть знакомые в Роквиле, и расспрашивали нас. Я забыл имя.
— Только один знакомый. Гарбель.
Улыбка на лице Баради выглядела так, словно ее там забыли по недосмотру. Рыжие волоски на бороде Гленда слегка подрагивали. Он стиснул зубы.
— Химик на пенсии или что-то в этом роде, — пояснил Аллейн.
— Ах да! Ведь тут находится эта жуткая фабрика, которая обезобразила наши чудные оливковые рощи. Жуткая, — добавил Баради, — с эстетической точки зрения.
— Совершенно отвратительная! — подхватил Гленд. Голос у него совсем сел, он облизал губы.
— Но несомненно замечательная с утилитарной точки зрения. Кажется, там в больших количествах производят искусственные удобрения.
— Да, она несомненно смердит, — сказал Гленд и натужно рассмеялся.
— В эстетическом смысле? — спросил Аллейн.
— Только в эстетическом, — ответил Баради.
— Я видел фабрику, когда мы ехали сюда. Может быть, нам стоит там осведомиться о нашем друге.
Наступила мертвая тишина.
— Ума не приложу, что случилось с моим шофером, — непринужденно заметил Аллейн.
Баради вдруг разразился взволнованной речью.
— Однако как же мы невнимательны! Вы, конечно, мечтаете вернуться к жене. И кто осмелится вас упрекнуть? Воистину женщине непозволительно быть одновременно столь талантливой и прекрасной. Но что же случилось с вашей машиной? Спустило колесо или просто сказалась средиземноморская любовь понежиться на солнышке? Позвольте предложить наши услуги. Робин будет рад отвезти вас. А если он сейчас медитирует, мистер Оберон с удовольствием предоставит вам машину. И как мы раньше не подумали!
Аллейн понял, что его твердо решили выпроводить и сопротивление бесполезно.
— Огромное спасибо, — сказал он. — Но я Должен извиниться за назойливость, я позволил себе увлечься и злоупотребил вашим терпением. Уверен, моя машина появится с минуты на минуту, к тому же мне непременно нужно отдать новые распоряжения шоферу. Если бы я мог обождать здесь, среди этих великолепных книг, я бы никому не помешал.
Это была смелая выходка, и Аллейн не знал, как к ней отнесутся хозяева. Им определенно не терпелось остаться наедине. После секундного колебания Баради сказал что-то о трудностях и хлопотах. Если мистер Аллейн извинит их, они хотели бы переговорить с мистером Обероном. Необходимо решить вопрос с сиделкой. Гленд, менее находчивый, пробормотал нечто невразумительное, и оба вышли.
Через две секунды, после того как за ними закрылась дверь, Аллейн уже стоял перед планом. Стандартный средневековый орнамент — герб, коза и большое количество завитушек. Рисунок делился на две основные части: вертикальная проекция, выглядевшая так, словно передняя стена здания была удалена, и очень сложный обстоятельный план. Потребовалось бы не менее часа, чтобы изучить его во всех подробностях. Сосредоточившись, да так умело, что сам мистер Оберон позавидовал бы, Аллейн сконцентрировал внимание на основных направлениях запутанной конструкции. Большие комнаты и почти все спальни располагались на уровне библиотеки. Выше замок превращался в замысловатую систему коридоров, соединяющих башни с бойницами. Этажом ниже начиналась главная лестница, она пронизывала все последующие уровни, на каждом из которых располагались лабиринты комнат, становившиеся все меньше по мере приближения к основанию замка, пока наконец где-то под железной дорогой не приобретали размеров тюремных камер. Видимо, таково и было их предназначение на протяжении нескольких сотен лет. Для постройки этого огромного несуразного лабиринта не пришлось преодолевать сопротивление камня, замок точно следовал контурам горы. «Архитектурный компромисс», — подумал Аллейн и вплотную занялся одной из комнат и ее положением относительно остальных.
