Энн Перри - Смертная чаша весов
– Конечно. Начинайте, – сказал Галлахер почти нетерпеливо.
Детектив почувствовал угрызения совести – но очень легкие. Главным для него было – докопаться до правды. Это было единственное, что имело значение.
– Вы были единственным, кто лечил принца Фридриха? – спросил он врача.
– Да, со дня падения и до самой смерти. – При воспоминании об этом медик побледнел. – Я… я честно полагал, что бедняга выздоравливал. Мне казалось, что он стал чувствовать себя значительно лучше. Конечно, он довольно сильно страдал от болей, но так всегда бывает, когда налицо переломы костей. Однако лихорадка стала отступать, и он начал понемногу есть…
– Когда последний раз вы видели его живым? – спросил Монк и уточнил: – Перед тем как он умер.
– Он сидел в постели. – Галлахер был очень напряжен. – Казалось, он был рад меня видеть. Я могу точно воссоздать эту картину. Была весна, как вам известно, поздняя весна. Стоял прекрасный день, солнце заливало всю комнату, на бюро в гостиной стояла ваза с ландышами. Их аромат заполнял всю комнату. Ландыши – самые любимые цветы принцессы. Были. Я слышал, с тех пор она не выносит запах ландышей. Бедняжка… Она боготворила Фридриха. И все время была рядом, с того самого момента, как его внесли в комнату после несчастного случая. Она обезумела, в буквальном смысле слова, совершенно обезумела. Была вне себя от горя и беспокойства за мужа.
Он глубоко вздохнул и после паузы продолжил:
– Но все изменилось, когда он умер. Такое впечатление, что мир рухнул для нее, перестал существовать. Она просто сидела с лицом белым, как мел, недвижимо и молча. Она словно даже не видела никого из нас.
– А от чего он умер? – спросил Уильям несколько мягче, чувствуя в душе борьбу противоречивых эмоций. – С медицинской точки зрения.
Галлахер шире раскрыл глаза.
– Я не делал вскрытия тела, сэр. Ведь это принц королевской крови! Он умер вследствие повреждений, полученных от падения с лошади. У него были сломаны многие кости. Казалось, переломы заживают, но ведь нельзя заглянуть в живой организм, чтобы узнать, какие еще были получены увечья, какие органы могли быть раздавлены, какие ткани нарушены… Причиной его смерти стало внутреннее кровоизлияние. На эту мысль меня наводили все симптомы. Я не ожидал смерти, у меня создалось впечатление, что он выздоравливает, но меня ввели в заблуждение его мужество и твердость духа, в то время как на самом деле он был ранен гораздо серьезнее, чем я предполагал. Достаточно было, наверное, малейшего движения, чтобы лопнул какой-нибудь сосуд и привел к роковому кровотечению.
– А симптомы… – прервал его Монк на этот раз очень мягко.
Какова бы ни была причина смерти – вернее, кто бы ни был этой причиной, – он не мог не сожалеть о человеке, чью кончину сейчас так клинически холодно расследовал. Все, что детектив слышал о Фридрихе, позволяло считать его человеком мужественным и стойким. Он пожелал следовать велению своего сердца и заплатил за это желание сполна и не жалуясь. Это был человек, способный на грандиозную любовь и жертвы, и, может быть, наконец он решил подчиниться зову долга и был за это убит.
– Озноб, – ответил Галлахер, – липкость кожи. – Он сглотнул и стиснул руками колено. – Боли внизу живота, рвота… Думаю, на этой почве и началось кровотечение. Потом появилась потеря ориентации, головокружение, онемение конечностей, впадение в кому и, наконец, смерть. Если говорить точно, он умер от остановки сердца. Короче, сэр, налицо были все симптомы внутреннего кровотечения.
– Скажите, а есть яды, которые при отравлении ими дают такие же симптомы? – поинтересовался Монк, нахмурившись. Ему не хотелось задавать этот вопрос.
Врач уставился на него непонимающим взглядом.
Сыщик подумал о тисовых деревьях в конце живой изгороди из остролиста, о каменной вазе, белеющей на темной зелени. Всем хорошо известно, что узкие тисовые листья, похожие на иголки, очень и очень ядовиты. И все в доме имели к ним доступ. Достаточно было прогуляться в саду – самый что ни на есть естественный поступок на свете.
– Так есть такие яды? – повторил Уильям свой вопрос.
Стефан переступил с ноги на ногу.
– Да, конечно, – неохотно ответил Галлахер. – Существуют тысячи разновидностей ядов. Но зачем, ради всего святого, такой женщине было отравлять своего мужа? Это ведь совершенно бессмысленно!
– А листья тиса могли дать такие же симптомы? – настаивал Монк.
Медик задумался так надолго, что Уильям уже хотел повторить свой вопрос.
– Да, – сказал наконец Галлахер. – Могли. – Лицо у него стало совсем белым.
– Именно такие симптомы? – не отступал сыщик.
– Ну… – Доктор колебался, и лицо стало совсем несчастным. – Да… я не могу считаться экспертом в этой области, но иногда случается видеть деревенских ребятишек, запихавших себе в рот листья тиса. И женщины, как известно, – он замолчал на мгновение и затем грустно продолжил: – Используют их, пытаясь вызвать выкидыш. В соседней деревне примерно восемь лет назад от этого умерла молодая женщина.
Стефан опять пошевелился.
– Но ведь Гизела ни на минуту не выходила из комнат Фридриха, – сказал он тихо. – Даже если его и отравили, она из всех была меньше всего способна это сделать. И поверьте, если б вы знали Гизелу, вам бы никогда и в голову не пришло, что она может кого-то просить доставить ей яд. Никогда в жизни она не поставила бы себя в такую роковую зависимость от кого бы то ни было.
– Но ведь все это чудовищно! – жалобно сказал Галлахер. – Надеюсь, вы сделаете все возможное, чтобы разрушить такие мрачные подозрения и, по крайней мере, очистить от них доброе имя несчастной женщины!
– Мы сделаем все возможное, чтобы найти истину и доказать ее, – многозначительно пообещал Монк.
Галлахер в этом нисколько не сомневался. Он встал и схватил руку сыщика.
– Спасибо, сэр! Вы снимаете бремя с моей души. И если я еще могу вам чем-нибудь помочь, то, пожалуйста, скажите. И вы тоже, конечно, барон фон Эмден. Всего хорошего, джентльмены, всего хорошего.
– Ну, вряд ли мы что-то установим, – заметил Стефан, когда они с детективом уселись в коляску и Монк взял в руки вожжи. – Возможно, это был тисовый яд… но Гизела его отравить не могла.
– Да, по всей видимости, это так, – согласился Уильям. – Боюсь, нам еще предстоит проделать довольно длинный путь.
Глава 3
Эстер Лэттерли, о которой недавно вспоминали и Монк, и Рэтбоун, знала об их причастности к судебному делу принцессы Гизелы и графини фон Рюстов и вообще слышала немало всяких толков об этом предмете.
После возвращения из Крыма, где при осаде Севастополя она вместе с Флоренс Найтингейл была сестрой милосердия в госпитале для раненых, мисс Лэттерли продолжала работать сиделкой и няней, но главным образом в частных домах. Сейчас она только что закончила ухаживать за пожилой дамой, выздоравливающей после неудачного падения, и была не у дел. Поэтому женщина с радостью встретила свою приятельницу и бывшую патронессу леди Калландру Дэвьет. Калландре было хорошо за пятьдесят, и она выглядела старше своих лет, что могло не очень понравиться ей самой, если бы она снизошла до беспокойства на этот счет. Лицо у нее было умным и свидетельствовало о твердом характере, но даже самый пылкий поклонник никогда не назвал бы ее красивой. Слишком много силы было во всем ее облике, а еще больше – эксцентричности. У нее была очень приятная горничная, которая много лет назад оставила попытки укладывать волосы леди Калландры в изящную прическу. Если они как-то держались в пределах, ограниченных шпильками и заколками, это уже можно было считать большой победой.
