Агата Кристи - Часы
— Ты говоришь совершенно непоследовательно, — строго сказал Пуаро. — Позвольте просить вас излагать только факты. Это убийство, не так ли?
— Еще какое, — сказал я. — И вот что мы имеем.
Я подробно рассказал ему о событиях, происшедших в доме номер девятнадцать по Вильямову Полумесяцу. Эркюль Пуаро откинулся в кресле, слушая меня. Он прикрыл глаза и тихо барабанил пальцем по подлокотнику. Когда я наконец замолчал, он не произнес ни слова. Потом, не открывая глаз, спросил:
— Sans blague?[9]
— О да, — сказал я.
— Epatant[10], — сказал Эркюль Пуаро. Он подержал слово на кончике языка и повторил его по слогам:
— Е-pa-tant. — После этого он вновь принялся постукивать по креслу, медленно качая головой.
Подождав немного, я не вытерпел и спросил:
— Ну что скажете?
— А что ты хочешь услышать?
— Я хочу услышать ответ. Мне всегда казалось, что вам ничего не стоит, не вставая с кресла, просто подумать и найти решение. Что нет никакой необходимости выходить из дома, опрашивать свидетелей и носиться туда-сюда в поисках улик.
— Да, я всегда это утверждал.
— Принимаю ваш вызов, — сказал я. — Я даю вам факты и жду ответа.
— Вот как! Но знать нужно намного больше, mon ami. Это лишь начало. Или нет?
— И все же я хочу что-нибудь услышать.
— Понятно. — Он с минуту помолчал. — Ясно одно, — промолвил Эркюль Пуаро, — это преступление должно быть очень простым.
— Простым? — Я замер от изумления.
— Конечно.
— Почему простым?
— Потому что кажется слишком сложным. Если кому-то понадобилось обставить его с такой сложностью, оно должно быть простым. Принимаешь мое объяснение?
— Даже не знаю.
— Забавно, — в раздумье пробормотал Пуаро. — То, что ты рассказал… кажется… да, что-то тут знакомое. Где, когда я с этим сталкивался?.. — Он замолчал.
— Наверное, — сказал я, — ваша память хранит невероятное множество преступлений. Но не можете же вы помнить все?
— К несчастью, нет, — сказал Пуаро, — но воспоминания временами оказываются полезны. Помню, был один мыловар из Льежа. Он отравил жену, чтобы жениться на белокурой стенографистке. Так сложился тип преступления. Позже, намного позже, все повторилось. Но я запомнил. И хотя на этот раз дело касалось пекинской болонки, тип-то был прежний. Я лишь вычислил, кто соответствует мыловару, кто — белокурой стенографистке — и voila[11]! Дело сделано. И теперь, пока ты рассказывал, мне опять померещилось что-то очень знакомое.
— Часы? — с надеждой спросил я. — Фальшивые страховки?
— Нет-нет, — покачал головой Пуаро.
— Слепая?
— Нет-нет-нет, не сбивай меня с толку.
— Я в вас разочаровался, Пуаро, — сказал я. — Я-то думал, что вы дадите мне ответ сразу же.
— Но, друг мой, все, что ты мне сейчас рассказал, представляет собой лишь модель. Выяснить нужно гораздо больше. Может быть, удастся опознать труп. С этим справятся и полицейские. У них есть картотека преступников, они могут напечатать в газете портрет, у них списки разыскиваемых, экспертиза одежды убитого, и так далее и тому подобное. Да, в их распоряжении сотни и сотни других средств. Убитого, разумеется, опознают.
— Так что в данный момент делать нечего? Вы это хотите сказать?
— Всегда можно что-нибудь сделать, — строго сказал Эркюль Пуаро.
— А именно?
Он выразительно ткнул указательным пальцем в мою сторону.
— Побеседовать с соседями.
— Я беседовал, — сказал я. — Я ходил вместе с Хардкаслом, когда он опрашивал всех. Они не помнят ничего такого, что могло бы помочь следствию.
— Ч-ч-чшш, это ты так думаешь! Уверяю тебя, этого не может быть. Ты, наверное, приходишь, спрашиваешь: «Не видели ли вы что-нибудь подозрительное?» — они отвечают «нет», а ты думаешь, что так оно и есть. Но когда я говорю, что нужно побеседовать, я имею в виду совсем другое. Понимаешь? Надо беседовать. Дай им разговориться. Из болтовни всегда можно выудить подсказку. Пусть они говорят про свой сад, про кошку, про парикмахеров или портных, про знакомых и про еду. И всегда мелькнет какое-нибудь словечко, которое даст тебе ключ. Ты сказал, что в ваших беседах не было ничего полезного. Я говорю, этого не может быть. Если бы ты мог слово в слово…
— Это как раз единственное, что я могу, — сказал я. — Я ходил с Хардкаслом, будто я тоже полицейский, и стенографировал. Все расшифровано, отпечатано и лежит у меня в кармане. Пожалуйста.
— Вот умница! Какой же ты умница! Ты совершенно правильно поступил. Совершенно. Je vous remercie infiniment.[12]
Я совсем смутился.
— Какие-нибудь еще предложения есть?
— Конечно. У меня всегда есть какие-нибудь предложения. Эта девушка — ты мог бы и с ней побеседовать. Пойди договорись о встрече. Вы ведь подружились, не так ли? Не ты ли принял ее в свои объятия, когда она в ужасе выскочила из дому?
— Это на вас так повлиял Гарри Грегсон? — спросил я. — Вы переняли стиль мелодрамы.
— Возможно, ты и прав, — признал Пуаро. — Когда прочтешь книгу, действительно можно перенять стиль.
— А что касается девушки… — начал было я и замолчал.
Пуаро вопросительно посмотрел на меня.
— Да-а? — сказал он.
— Мне не хотелось бы… я не хотел…
— Ах вот как. В глубине души ты считаешь, что она имеет какое-то отношение к этой истории?
— Нет. То, что она оказалась на месте преступления, — чистейшая случайность.
— Нет-нет, mon ami, никакая это не случайность. И ты прекрасно это знаешь. Ты ведь сам сказал. Именно ее вызвали по телефону. Именно ее.
— Но она понятия не имеет почему.
— Ты не можешь знать, о чем она имеет понятие, а о чем нет. Очень похоже, что она знает все, но скрывает.
— Я так не думаю, — упрямо сказал я.
— Узнать это можно, только поговорив с ней, даже если сама она и не понимает, в чем дело.
— Я не совсем… я хочу сказать, как я… да мы едва знакомы!
Эркюль Пуаро снова прикрыл глаза.
— В процессе общения особ противоположного пола, — сказал он, — есть один этап, когда подобное утверждение является правдивым. Я полагаю, она хорошенькая?
— Ну… да, — сказал я. — Довольно хорошенькая.
— Ты поговоришь с ней, — скомандовал Пуаро, — потому что теперь вы почти друзья. И найдешь предлог, чтобы еще раз увидеться с этой слепой. Побеседуешь и с ней. Потом скажешь, что тебе нужно перепечатать рукопись, и пойдешь в машинописное бюро. Там наверняка ты подружишься с какой-нибудь юной леди. Но поболтаешь со всеми, потом придешь сюда и расскажешь обо всем мне.
— Сжальтесь, — сказал я.
— С какой стати, — сказал Пуаро. — Тебе понравится.
— Вы, кажется, забыли, что у меня есть и своя работа.
— Немного развлечений работе только на пользу, — уверил меня Пуаро.
Я встал и рассмеялся.
— Да вы у нас доктор, — сказал я. — Ладно. Еще какое-нибудь мудрое напутствие? Кстати, что скажете насчет этих странных часов?
И снова Пуаро откинулся в кресле, закрыв глаза. То, что он затем произнес, прозвучало весьма неожиданно:
Пришла пора, — промолвил Морж, —
Поговорить о том,
Кто съел морковь и кабачок,
Что сталось с королем,
О дырках в старых башмаках
И море с кипятком.
Он вновь открыл глаза и кивнул.
— Понятно? — сказал он.
— Цитата из «Моржа и Плотника». «Алиса в Зазеркалье».
— Именно. В данный момент это все, чем я могу тебе помочь, mon cher. Подумай над этим.
Глава 15
Народу на предварительное слушание пришло немало Краудин, растревоженный убийством в самом центре городка, с нетерпением ждал сенсационных разоблачений. Все же разбирательство проходило спокойно, насколько это вообще возможно. Шейла Вебб напрасно боялась этого испытания — длилось оно не дольше двух минут.
Телефонным звонком ее вызвали из бюро «Кавендиш» в дом номер девятнадцать по Вильямову Полумесяцу. Она отправилась туда и, как и было велено, прошла в гостиную. В гостиной она обнаружила мертвое тело, закричала и бросилась вон, чтобы позвать на помощь. Ни вопросов, ни уточнений к рассказу Шейлы Вебб не последовало. Мисс Мартиндейл, которая тоже давала свидетельские показания, говорила еще короче. Какая-то женщина, вероятно мисс Пебмарш, позвонила по телефону и попросила прислать стенографистку, желательно мисс Шейлу Вебб, в дом номер девятнадцать по Вильямову Полумесяцу и потом дала некоторые дополнительные указания. Мисс Мартиндейл заметила точное время звонка — один час сорок девять минут. И на этом она закончила.
Вызванная после нее мисс Пебмарш категорически отрицала, что в день убийства обращалась в бюро с какой бы то ни было просьбой. Сообщение инспектора уголовной полиции Хардкасла было кратким и бесстрастным. После вызова по телефону он отправился в дом номер девятнадцать по Вильямову Полумесяцу, где обнаружил тело убитого мужчины.
Коронер задал вопрос:
