Патрик Модиано - Вилла Грусть
— А знаешь ли, дядя, а знаешь… — Ивонна замолчала, и я весь съежился, ожидая самого худшего. — Знаешь, он ведь ходит с моноклем.
— Да неужели?
— Вставь свой монокль, пусть он посмотрит, — просила проказница.
И заладила, словно капризный ребенок: «Ну вставь, ну вставь…»
Дрожащей рукой я нащупал монокль в кармане и медленно, как во сне, попытался вставить его в левый глаз. Но у меня ничего не вышло. Мышцы лица не слушались. Скулу свело. Монокль все время падал и наконец угодил в горошек.
— Черт побери! — выругался я.
Я боялся, что со злости выкину что-нибудь такое, что совсем уж не к лицу благовоспитанному юноше. В такие минуты я абсолютно не владею собой.
— Может, вы попробуете? — спросил я, протягивая дядюшке монокль.
Он вставил монокль с первой же попытки, чем я искренне восхитился. Монокль ему шел. Он стал похож на Конрада Вейдта в фильме «Любовный ноктюрн». Ивонна рассмеялась. За ней рассмеялся я. Потом подхватил дядюшка. Мы все хохотали до упаду.
— Приходите почаще, — попросил он. — С вами весело. Вы… вы такой забавный!
— Вот-вот, — кивнула Ивонна.
— И вы, вы тоже забавный, — сказал я.
Я мог бы еще прибавить: «надежный» — так спокойно мне было в его присутствии, так уверенно он двигался и говорил. Здесь, в столовой, вместе с ними, нечего было мне бояться.
Я был под защитой.
— У вас много работы? — решился спросить я.
Он закурил сигарету.
— Да уж. Ведь приходится все делать самому.
И он указал на гараж за окном.
— А давно вы этим занимаетесь?
Он протянул мне пачку «Ройялс»:
— Мы принялись за это еще с ее отцом.
Его явно удивило и растрогало мое участие. Видно, мало кто интересовался им и его работой. Ивонна наклонилась, скармливая псу кусочек мяса.
— Этот гараж мы купили у авиакомпании «Фарман»… Мы были единственными представителями фирмы Хоткинса во всем департаменте… Собирали вручную швейцарские автомобили класса люкс.
Он выпалил все это очень быстро, почти шепотом, как будто боялся, что его остановят, но Ивонна, казалось, его не слушала. Она что-то говорила псу, поглаживая его.
— Да, с ее отцом дело ладилось.
Он посасывал сигарету, придерживая ее двумя пальцами.
— Вам действительно интересно?.. Это ведь все было давным-давно…
— Что ты там ему рассказываешь, дядя?
— Да как мы с твоим отцом работали в гараже.
— Ему же про это слушать скучно, — с какой-то злобой сказала она.
— Напротив, — отозвался я, — напротив. А что потом стало с твоим отцом?
Этот вопрос вырвался у меня нечаянно, но было уже поздно. Все смутились. Я увидел, как Ивонна нахмурилась.
— Альберу… — задумчиво произнес дядюшка, потом вдруг очнулся. — Альберу просто не повезло…
Я понял, что больше из него ничего не вытянешь.
Он и так сказал слишком много, я даже удивился его откровенности.
— А ты-то как? — Он потрепал Ивонну по плечу. — У тебя все удачно?
— Да.
Разговор не клеился.
— А вы знаете, что она будет кинозвездой? — спросил я напрямик.
— Вы в этом уверены?
— Уверен.
Она премило пускала мне дым в лицо.
— Когда она сказала, что будет сниматься в кино, я ей не поверил, хотя это была правда… Съемки окончены?
— Да, дядя.
— Когда же фильм выйдет в прокат?
— Через три-четыре месяца, — сообщил я.
— И здесь будет идти? — спросил он недоверчиво.
— Конечно. В кинотеатре казино, — очень убежденно сказал я. — Вот увидите.
— Что ж, это надо будет отметить… Скажите, как по-вашему, актриса это в самом деле профессия?
— Ну конечно. Это только первый этап. Она потом будет еще участвовать в съемках. — Я сам подивился своей горячности. — И станет кинозвездой, поверьте.
— Правда? Правда?
— Ну конечно! Спросите у нее.
— Правда, Ивонна?
У нее был слегка насмешливый голос:
— Ну конечно, дядя, — ответила она с едва заметной насмешкой, — Виктор всегда говорит правду.
— Как видите, мне можно верить, — я сказал это таким сладеньким голоском, что самому стало стыдно. Тоже мне, парламентарий! Но разговор задел меня за живое, и мне во что бы то ни стало захотелось убедить его, а красноречия не хватало. — Ивонна необыкновенно талантлива, правда.
Она гладила собаку. Он пристально глядел на меня с окурком «ройялса» в углу рта. Снова его лицо омрачило беспокойство, взгляд стал рассеянным.
— Но это действительно профессия?
— Самая лучшая из всех.
— Что ж, надеюсь, тебе повезет, — значительно произнес он, обращаясь к Ивонне. — В конце концов, чем ты хуже других?
— Виктор будет направлять меня, правда, Виктор? — Она поглядела на меня с нежной насмешкой.
— Ведь кубок-то «Дендиот» она завоевала, — сказал я дяде.
— Я своим глазам не верил, когда читал в газете, — он засмеялся. — Скажите, это серьезная победа?
Ивонна прыснула.
— Прекрасная отправная точка, — заявил я, протирая монокль.
Он предложил нам выпить кофе. Я сидел на выцветшем диване, пока они с Ивонной убирали со стола. Ивонна, напевая, унесла грязную посуду на кухню. Он включил воду. Пес спал у моих ног. Я очень хорошо запомнил эту столовую. Стены со слегка выгоревшими пестрыми обоями. На белом или кремовом фоне красные розы, листья плюща и птицы (то ли дрозды, то ли воробьи). Под потолком люстра с деревянным основанием и двенадцатью лампочками под абажуром из пергаментной бумаги. От нее льется теплый янтарный свет. На стене картинка без рамки с изображением лесной опушки. Мне понравилось, как выписаны ветви деревьев на фоне ясного закатного неба и блик последнего луча на траве. С этой картиной комната становилась еще уютней. К людям часто привязывается случайно услышанный знакомый мотив, и дядюшка теперь напевал песенку племянницы. Мне было так хорошо. Мне хотелось, чтобы этот вечер длился вечно, я бы мог часами наблюдать за тем, как они приходят и уходят, с какой ленивой грацией движется Ивонна, как переваливается на ходу ее дядя. У меня в ушах звучит мотив, но я никогда не пропою его вслух, так драгоценно мне воспоминание о лучших минутах моей жизни.
Он сел рядом со мной на диван. Чтобы поддержать беседу, я сказал, указывая на картину:
— Прелестный пейзаж…
— Да, его нарисовал отец Ивонны. — Наверное, картина висела тут многие годы, но его до сих пор умиляла мысль, что она нарисована его братом. — Альбер очень здорово накладывал мазки… Взгляните, вон в правом нижнем углу его подпись: Альбер Жаке. Странным человеком был мой брат…
Только я хотел задать один нескромный вопрос, как в комнату вошла Ивонна с кофейником и чашками на подносе. Она улыбалась. Пес потягивался. Дядя, затянувшись своим окурком, закашлялся. Ивонна, сев на диван, облокотилась на валик и положила мне голову на плечо. Дядя разливал кофе и все кашлял, словно рычал. Он дал псу кусочек сахара, тот осторожно взял. Но я знал наверняка, что он его не разгрызет, а будет долго посасывать, задумчиво глядя вдаль… Он никогда не пережевывал пищу.