Татьяна Любова - Ноябрьский триллер
— Договорились. Я, пожалуй, отдам привилегию общения с высокородными синьорами тебе. Мои казарменные манеры будут раздражать белую кость. А если серьезно, то у меня масса срочных дел в управлении. К вечеру я вернусь, и ты мне расскажешь, чем дышат эти итальянские курочки. Лады? Я не прощаюсь. — Стас собрал со стола блокнот, ручку, диктофон и стремительно вышел из комнаты.
Ольга осталась одна. Опрашивать родственников убитой — дело весьма тонкое и щекотливое, они в данный момент выступали в роли потерпевших, и самый невинный вопрос мог спровоцировать истерику или, упаси господи, скандал со всеми вытекающими. А связываться с таким могущественным семейством — дело, ох, какое опасное! Хватишь лишку — лицензии лишат в два счета. Стас — стреляный воробей, и чистка авгиевых конюшен ему не улыбалась, потому это хлопотное занятие он и предоставил Ольге.
Она встала и принялась слоняться из угла в угол, обдумывая предстоящий разговор.
Глава четырнадцатая
Дамы Фандотти
Побродив по громадному залу еще с полчаса, Ольга решилась.
«Перед смертью не надышишься», — сказала она себе и отправилась на поиски синьоры Луизы.
Обойдя весь первый этаж, включая кухню (хотя Ольга была уверена, что уж там-то синьоры Луизы быть не может ни при каких обстоятельствах), она заглянула в зимний сад и тут же наткнулась на престарелую матушку Массимо Фандотти и его сестру. Дамы сидели возле импровизированного фонтанчика с плавающими в нем красными рыбками и лениво бросали им крошки хлеба.
«На ловца и зверь бежит, — порадовалась Ольга, — обе на месте».
— Бон джорно, синьоры, — вежливо сказала она, присаживаясь на прохладный мраморный бортик фонтана.
— Бон джорно, синьора?.. — ответили они хором и вопросительно уставились на Ольгу.
— Ольга, — подсказала детектив.
— Синьора Ольга, — повторила Джина Бардини, надменно кивнув.
На этом Ольгины познания в итальянском иссякли, и она растерянно уставилась на женщин. Они в свою очередь насторожились и не сводили с нее глаз, ожидая, что последует дальше.
Первой нарушила молчание Джина.
— Вы хотели говорить с нами, синьора Ольга? — на ломаном русском спросила она.
— Да. То есть си. Только я не говорю по-итальянски. Вы можете мне помочь, синьора Бардини?
— Я надеяться получится, — с достоинством произнесла жена дипломата.
— Когда вы видели свою невестку в последний раз? — быстро спросила Ольга.
— Вчера. На ужин. Но я не понимать. Мы уже ответил на такой вопрос господину Дубаву.
— Дубовому, — машинально поправила ее Ольга.
— Ду-ба-во-му, — старательно, по слогам повторила Джина.
Сеньора Луиза молчала, хмуря выщипанные в ниточку брови.
— Хорошо. Тогда ответьте, пожалуйста, синьора Луиза, — повернулась Ольга к старухе, — не пользуетесь ли вы сердечным препаратом вантостин?
Джина быстро перевела вопрос матери, та важно кивнула и что-то быстро сказала дочери.
— Да, таблетки с таким названием есть у мама. Но что это значит?
— Лина Фандотти умерла не от кровопотери, а от отравления таблетками вантостина, — отчеканила Ольга, внимательно наблюдая за реакцией женщин.
Джина побледнела и взволнованно перевела матери слова детектива. Синьора Луиза громко фыркнула и застрочила по-итальянски.
— Мама говорить, не может быть. Вантостин в ее комнате, на полочке в ванной.
— Следует это проверить, — холодно заметила Ольга и вытащила из кармана джинсов пакетик с мундштуком. — А эта вещица вам не знакома?
Джина брезгливо, двумя пальчиками взяла прозрачный пакет с мундштуком и повертела его сначала перед собственным носом, потом перед лицом синьоры Луизы.
— Но, нет. Не знать. И мы не курить. — С этими словами она вернула пакетик Ольге.
— Может быть, вы видели данную вещицу у кого-нибудь из гостей?
— Но. Но.
Дамы вновь уставились на Ольгу. Во взгляде старой синьоры мелькнуло нечто вроде ухмылки, будто старуха что-то знала, но посвящать в это детектива не собиралась. Но ухмылка быстро пропала, и взгляд стал откровенно враждебным. Джина старалась скрыть неприязнь под маской холодной любезности.
— Что ж, спасибо. Грацие, — блеснула знанием итальянского Ольга и поднялась, собираясь уходить. — Если вы вспомните что-нибудь интересное, синьоры, будьте добры, сообщить мне или полковнику Дубовому.
— Да, — сухо ответила Джина Бардини.
— Си, — небрежно обронила старуха Фандотти.
«Н-да, просто мегеры какие-то, — размышляла Ольга. — Кипят от ненависти. Я начинаю думать, что Виктория и Наталья были правы. От таких можно ожидать, чего угодно. Похоже, старуха что-то знает, а может, это вообще ее рук дело? И вантостин принадлежит ей, все сходится. Но вот загвоздка — что-то очень уж гладко все получается. Свекровь ненавидит невестку и под шумок травит ее собственными таблетками, при этом имеются показания сорока с лишним человек и десятка слуг, что старая синьора не покидала банкетный зал вплоть до того, как Лину обнаружили мертвой. И потом трудно представить, как сия сиятельная особа режет вены умирающей невестке, будто заправский мясник. А может, Джина действовала по ее указке? Ох, ничего не соображаю! Но таблетки-то, таблетки старухины! И кому принадлежит этот чертов мундштук? И почему он оказался под дверью Лины? Столько вопросов, голова кругом идет».
Ольга остановилась в холле, вытащила мундштук и задумалась, разглядывая изящную вещицу. В доме было очень тихо, большая часть гостей разъехалась несколько часов назад, бородатый Петрович снял шикарную малиновую ливрею и теперь скучал, грустно уставившись в окно. На улице валил снег, крупные тяжелые хлопья падали отвесно, устилая неряшливо раскисшую землю плотным чистым покрывалом.
— Что, дамочка, невесело у нас тут? — участливо спросил Петрович, ласково поглядев на Ольгу.
— Да, веселого мало.
— Жаль хозяйку, — загудел Петрович, обрадовавшись неожиданной собеседнице. — Хорошая была женшина. — В последнем слове он вместо «щ» произносил «ш», получалось грубовато, смешно, но очень трогательно.
— А может, вы знаете, кто желал смерти Лины?
— Откуда мне, мы люди простые. Вот Лина Николавна тоже простая была женшина. И несчастная.
— Почему же несчастная? Ведь у нее было все — муж, сын, дом, деньги.
— А я говорю, несчастная! — загорячился Петрович. — Что вы знаете? Синьор Максим гонял ее, как Сидорову козу. Родственнички эти, итальяшки, волком на нее смотрели, того и гляди задушат. Даже Барти, сынок ихний, и тот мать ни в грош не ставил. Няньку слушался, а Лину Николавну ни в жисть. О, как! Какое уж тут счастье. — Он вздохнул и отвернулся, потом вдруг обернулся и сощурился, силясь разглядеть пакетик, который Ольга машинально вертела в руках. — Это чего у вас такое?
