Эллери Куин - Квин в ударе
Они сидели молча, пока Херберт Уэнтуорт ковылял через лес, сопровождаемый комментариями птиц и топаньем ботинок Дейкина.
— Бедный мистер Уэнтуорт, — заговорила наконец Эйми.
— Бедный мистер Квин, — поправил Эллери. — Что я скажу этим троим в доме, Эйми? Им пришлось несладко.
— Думаю, они не станут протестовать, — сказала Эйми. — По крайней мере, когда я поговорю с ними. Понимаете, я подумала…
— Неужели опять? — с испугом прервал Эллери.
— Судите сами. Мне и без того нелегко будет потратить более четверти четырехмиллионного состояния. — Эйми оперлась ладонями о причал, подставив солнцу светловолосую голову. — Правда, сегодня прекрасный день?
Эллери посмотрел в ее карие глаза.
— Прекрасный, — согласился он.
ДЕЛО ПРОТИВ КЭРРОЛЛА
Выйдя из такси, Джон Кэрролл сквозь туфли ощутил раскаленный тротуар. В душных сумерках даже парк с другой стороны Пятой авеню выглядел непривлекательно. Он снова почувствовал беспокойство о том, как Хелена переносит такую влажность.
— Что? — переспросил Кэрролл, доставая бумажник. Это был подарок Хелены к его тридцати шестилетию, и он обычно демонстрировал его таксистам, чтобы те опознали слоновью кожу. Но сегодняшний водитель сердито уставился на серое здание с изящными черными балконами.
— Я спросил: это ваш дом? — повторил шофер.
— Да, — ответил Кэррол и сразу же ощутил гнев. Ложь во спасение имела свои плюсы, но в такие дни, как этот, она причиняла боль. Дом был построен в 70-х годах прошлого века прадедом Хелены и принадлежал ей.
— Наверняка с кондиционером, — сказал водитель, вытирая пот. — Хотелось бы вам жить в такую погоду в одной из истсайдских душегубок?
— Нет, спасибо, — сказал Кэрролл, вспоминая о прошлом.
— А у меня там жена и четверо детей. Что вы об этом думаете?
Кэрролл дал ему щедрые чаевые.
Он открывал отделанную бронзой парадную дверь своим ключом с таким чувством, будто обретал убежище. День был скверным во всех отношениях, особенно в адвокатской фирме «Хант, Уэст и Кэрролл». Мисс Мэллоуэн, его секретарша, избрала этот день для начала традиционного ежемесячного недомогания, а новый клерк потратил три часа, добросовестно ища неверные ссылки; Мередит Хант, разыгрывавший из себя крутого старшего партнера, сегодня был особенно придирчив, а Талли Уэст, обычно самый вежливый из людей, тоже вспылил, найдя в офисе только одну свежую рубашку. К тому же весь день Кэрролла терзала тревога за Хелену. Он дважды звонил ей, и оба раза она говорила слишком весело. Это означало, что Хелена что-то скрывает.
Неужели она узнала?..
Этого не может быть.
Разве только Талли…
Но Кэрролл покачал головой. Талли Уэст не мог ничего знать. В его кодексе сование носа в чужие дела было равносильно неправильному использованию вилки и другим тяжким преступлениям.
Все дело в погоде, решил Кэрролл, входя в дом жены.
Внутри он почувствовал себя лучше. Дом с его хрустальными люстрами, итальянским мрамором и натертыми до блеска полами был таким же холодным, как, очевидно, все Ваноуэны, судя по портретам кисти Сарджента,[17] взирающим со стен. Он всегда радовался, что в живых из них не осталось никого, кроме Хелены. Ваноуэны были потомками землевладельцев еще при голландской администрации, в то время как Кэрролл был сыном путевого обходчика в нью-йоркской транзитной системе, который попал под поезд, прикладываясь к бутылке во время работы. Происхождение являлось девизом Ваноуэнов — они едва ли одобрили бы мужа, которого выбрала Хелена.
Кэрролл положил шляпу и портфель в стенной шкаф в прихожей и поднялся наверх, скользя мокрой ладонью по атласным перилам.
Хелена была в гостиной, читая Бреки и Луанне неизвестно в какой раз «Винни Пуха».
Она снова сидела в инвалидном кресле.
Кэррол смотрел на жену из сводчатого прохода, покуда она имитировала нелепые звуки, издаваемые Иа-Иа, которые детям никогда не надоедали. Ее тело было напряжено вечной борьбой с изуродованными артритом ногами, но точеное лицо под золотисто-каштановыми волосами оставалось безмятежным, как у монахини. Только он знал, какой ценой достигается эта безмятежность.
— Папа!
Дети устремились к нему, как две ракеты, и повисли на нем. Кэррол подошел к жене и поцеловал ее.
— Наконец-то, дорогой, — сказала Хелена.
— Совсем скверно? — пробормотал он.
— Вовсе нет. Джон, ты весь промок. Неужели было необходимо работать так поздно в эту жару?
— Очевидно, поэтому ты в кресле?
— Я подогревала для тебя обед, который приготовила миссис Пул.
— Мама разрешила нам подождать тебя, потому что мы хорошо себя вели, — сказала Луанна. — Ты принес шоколадку, папа?
— Мы вели себя не очень хорошо, — поправил Бреки. — Видишь, Луанна, я говорил тебе, что папа не забудет.
— Мы поможем тебе принять душ. — Хелена склонилась вперед в инвалидном кресле. — Бреки, ангел, не выпячивай попку. Джон, не мог бы ты поиграть в спасателя на водах?
— Тебе совсем плохо?
— Слегка, — призналась Хелена.
«Слегка!» — думал Кэрролл, поднимаясь с женой и детьми в лифте, установленном два года назад, когда болезненное состояние Хелены стало хроническим. Слегка — хотя даже в самые лучшие дни она волочила ноги, как старуха. Но — на костылях или в инвалидном кресле — отказывалась позволить другим воспитывать ее детей.
Кэрролл принимал душ на глазах у восхищенной семьи, с тоской думая о своем смуглом здоровом теле.
В спальне он обнаружил шейкер с мартини, а на кровати свежее белье и его любимые слаксы и куртку.
— Что не так, Джон?
— Неужели это заметно? — усмехнулся Кэрролл и поцеловал жену в шоколадное пятно, оставленное пальчиками Бреки.
* * *Хант появился под аккомпанемент грома и дождя, как персонаж скверной телемелодрамы.
Кэрролл был удивлен. Его также смутило то, что дети перестали болтать, как только массивная фигура адвоката возникла в дверях столовой.
— Мередит? — Кэрролл приподнялся со стула. — Я думал, вы уже летите в Чикаго.
— Я направляюсь в Ла Гуардиа,[18] — ответил Хант. — Опять ноги, Хелена?
— Да. Как это скучно! — Хелена посмотрела на экономку, которая, стоя в прихожей, держала на вытянутой руке мокрые вещи Ханта. — Мистер Хант выпьет с нами кофе, миссис Пул.
— Да, мэм.
— Нет, мэм, — поправил Мередит Хант. — Но все равно — спасибо. А малышам не пора спать?
Бреки и Луанна украдкой придвинулись к креслу матери.
