Эллери Куин - Квин в ударе
— С вами все в порядке, Эйми? — отозвался эхом мужской голос.
— Да, — ответила девушка. Мистер Уэнтуорт обернулся, разинув рот. — Прямо позади него стояли двое мужчин. Он вздрогнул, но потом увидел, кто это.
— Квин, Дейкин. — Адвокат радостно выпрямился. — В лодке дыра… Эйми пытались утопить… Мне пришлось броситься в воду…
— Мы знаем, — кивнул Эллери. — Мы все видели.
— Вы… видели?
— Фактически, — сказал шеф Дейкин, — это была ловушка.
— Ловушка? — Адвокат недоуменно покачал головой. — Не понимаю.
Эллери сел на бревно и зажег сигарету.
— Вы определенно заслуживаете объяснений, мистер Уэнтуорт. Не так ли, Эйми?
Но Эйми ничего не сказала. Она сидела на причале, поджав ноги и выжимая светлые волосы.
— В четверг во второй половине дня, — снова заговорил Эллери, — Эйми объявила в гостиной, что не собирается отказаться от наследства из-за того, что ее запугивают. Признаюсь со стыдом: мне не приходило в голову, что несмертельная доза снотворного и ружейный выстрел далеко мимо цели были попытками не убить Эйми, а запугать ее, вынудив отказаться от состояния. Гипотеза оказалась неверной, но без нее я бы не пришел к правильному выводу.
— Может быть, вы знаете, о чем говорите, — сердито сказал адвокат, — но я нет.
— Мы считали само собой разумеющимся, что убийца Беллы Ливингстон собирался также убить Эйми, — продолжал Эллери, глядя на грациозные движения девушки. — Но предположим, это не так? Предположим, он только пытался представить все таким образом? Я понял, что, пока мы считаем Эйми потенциальной жертвой, мотив указывает на трех Ливингстонов — единственных людей, которые выигрывают от смерти Эйми. Но если в действительности Эйми не собирались убивать, то вся версия о вине Ливингстонов рассыпалась, и нам следовало пересмотреть дело с самого начала. Именно так я и поступил, мистер Уэнтуорт. Я вернулся к завещанию Беллы Ливингстон.
Эйми спокойно снимала платье. Под ним оказались купальный костюм и загорелая кожа. У адвоката отвисла челюсть.
— Мне сразу показалось, что завещание выглядит необычно, — странным тоном произнес Эллери. — Хотя в письменном столе старой Беллы в ее спальне были все сорта писчей бумаги, ее завещание было написано на тонком, почти прозрачном листе — настолько прозрачном, что его можно было использовать как кальку. Калька! Возможно ли, что старая леди написала новое завещание на обычной бумаге, но кто-то скалькировал его и заменил оригинал копией?
Эллери бросил сигарету в пруд.
— Теперь вы видите, мистер Уэнтуорт, как одна мысль приводила к другой. Зачем же было калькировать завещание Беллы? Очевидно, чтобы внести в него изменение. Разумеется, краткое и простое — сложное, требующее много новых слов, потребовало бы также изрядного опыта в подделках, а в этой истории такое крайне маловероятно.
О каком же простом изменении могла идти речь? Я вспомнил, что состояние миссис Ливингстон оценивалось в завещании приблизительно в миллион долларов. Что, если подлинным числом был не один, а четыре, семь или даже девять миллионов? При калькировании не составило бы труда удалить клинышек в цифре 4, горизонтальную черточку в цифре 7 или петлю в цифре 9. После этого эти цифры превратились бы в единицу, а многомиллионное состояние стало бы миллионным.
Это привело к знаменательному выводу, мистер Уэнтуорт. Кто мог осуществить подобное калькирование? Только тот, в чьем распоряжении новое завещание находилось с субботнего утра, когда Белла Ливингстон подписала его в присутствии свидетелей в его офисе, до второй половины вторника, когда после похорон он предъявил копию и выдал ее за оригинал. А кто бы выиграл от такого изменения? Как ни странно, только тот человек, в чьем распоряжении было новое завещание, который годами вел финансовые дела Беллы Ливингстон и был назначен распорядителем ее состояния.
Херберт Уэнтуорт съежился, как испуганная жаба.
— Вы совсем не похожи на вашего отца, Уэнтуорт, — сказал Эллери. — Из того, что я слышал о нем, он скорее отрубил бы себе правую руку, чем прикоснулся бы даже к пенни из доверенных ему денег. Но вы не смогли противостоять искушению, поднесенному вам на золотом блюдечке. В ваших руках было новое завещание с неизвестным содержанием. А если бы что-нибудь случилось с Беллой, то в ее старом доме остались бы трое живых подозреваемых. Поэтому вы проникли к ней в дом в три часа ночи с субботы на воскресенье, пробрались в ее спальню и задушили ее во сне, зная, что до вторника успеете скалькировать рукописное завещание и изменить написанную там цифру на единицу. Это давало вам возможность прикарманить разницу и замести следы.
— Только вам это не удалось, Херб, — сурово и печально заговорил шеф Дейкин. — По моей просьбе с вечера четверга над делом работали юристы из прокуратуры штата. Они уже раскопали достаточно, чтобы оценить состояние в четыре миллиона. Разумеется, мы забрали бумагу из суда по утверждению завещаний и передали ее экспертам. Отпечатки ваших пальцев обнаружены под скалькированными словами. — Старый шеф покачал головой. — А когда мы вчера получили судебный ордер и вскрыли ваш сейф, то нашли там оригинал нового завещания Беллы. Почему вы сохранили его, Херб? Очевидно, даже становясь мошенником, нелегко избавиться от привычек, приобретенных за годы честной жизни.
С мокрой одежды дрожащего адвоката падали капли.
Эйми отвернулась, глядя на пруд.
— И наконец, — снова заговорил Эллери, — эти два покушения на жизнь Эйми. Я знал, что вы убили Беллу, Уэнтуорт, но только предполагал, что вы отравили сок Эйми и стреляли в нее через чердачное окно, чтобы усилить подозрения против Ливингстонов. Если мое предположение было правильным, покушения были ложными. Вы не желали смерти Эйми — скорее вы бы постарались сохранить ей жизнь, так как если бы ее убили спустя несколько дней после гибели Беллы, расследование неизбежно повлекло бы за собой внимательное изучение скалькированного завещания. Поэтому я поручил Эйми разыграть сегодня утром сцену с утоплением, чтобы посмотреть на вашу реакцию. Ожидания меня не обманули — вы едва не утонули сами, стремясь спасти ее. Кстати, Эйми плавает как дельфин.
— Пожалуй, на этом дело закончено, Херб, — промолвил после паузы шеф Дейкин, — если не считать самой неприятной его части.
* * *Они сидели молча, пока Херберт Уэнтуорт ковылял через лес, сопровождаемый комментариями птиц и топаньем ботинок Дейкина.
— Бедный мистер Уэнтуорт, — заговорила наконец Эйми.
— Бедный мистер Квин, — поправил Эллери. — Что я скажу этим троим в доме, Эйми? Им пришлось несладко.
