Эллери Куин - Смерть в Голливуде
— О чем, Мак?
— Ну-у… Я подумал, что вы не хотите браться за расследование, потому что вам предложили слишком мало денег…
— Неужели?
— Может быть, я смогу доплатить столько, чтобы вознаграждение соответствовало потраченным вами усилиям и времени.
— То есть, попросту говоря, вы тоже собираетесь нанять меня, Мак?
— Ну да, — вздохнул он с явным облегчением от того, что главное уже сказано. — Я вот все обдумывал… эту записку и то, что Роджер получил в роковое утро… Мне показалось, что за этим действительно что-то кроется.
— Даже если это так, — с любопытством посмотрел на гостя Эллери, — почему вас-то волнуют эти проблемы? Причем настолько, что вы готовы платить из собственного кармана?
— Но ведь Роджер — муж моей матери, не так ли?
— Очень трогательно с вашей стороны, Мак. И когда это только успела разгореться такая почти сыновняя любовь и забота, а?
Загорелая кожа юного Макгоуэна начала медленно багроветь.
— Ну… в общем… да, конечно, мы с Роджером никогда не ладили. Он всегда старался подавлять меня, как и всех вокруг. Но из самых добрых побуждений…
— Видимо, ценя его доброту, вы отказались носить его имя, назвали себя Гроув Макгоуэн, а не Гроув Приам?
Гроув рассмеялся.
— Ладно, сдаюсь. Мне действительно противно видеть его мясистую рожу. Мы всегда враждовали, как две дикие кошки. Когда Делия вышла за него замуж, он не хотел официально усыновлять меня, чтобы я оставался в большей материальной зависимости от него. Я был еще совсем ребенком, но сразу же возненавидел его за это. Поэтому предпочел оставить за собой имя моего отца и никогда не брать у Роджера ни гроша. Правда, мне это удалось сравнительно легко, без больших жертв: я жил на проценты с приличной суммы, оставленной мне отцом. Можете себе представить, как бесился мистер Приам! — Мак рассмеялся, но внезапно оборвал смех. — За последние несколько лет я уже совсем вырос из пеленок. Стараюсь не конфликтовать с ним исключительно ради моей матери. — Он оживился, как будто сам только что понял мотивы своих поступков. — Да-да, именно ради матери! Вот почему я и хочу, чтобы вы выяснили все до конца. Вот в чем причина, мистер Куин.
— Ваша мать любит Приама?
— Она замужем за ним.
— Бросьте, Мак. Я уже говорил вам, когда мы сидели на вашем дереве, что Делия сама обратилась ко мне. За услугами. Независимо от Лаурел. О чем же вам беспокоиться?
Макгоуэн сердито поднялся.
— Да какое значение имеют мои мотивы? Я честно хочу предложить вам… Все, что мне нужно, чтобы эти проклятые тайны наконец раскрылись, исчезли, растворились! Назовите цену и приступайте к работе.
— Как любят писать в учебниках, Мак, — усмехнулся Эллери, — объяснения смотри ниже. Мак, я дам вам знать, если что-нибудь прояснится. Это все, что я могу сказать.
— Чего вы дожидаетесь?
— Второго предупреждения. Если все наши догадки имеют под собой хоть какое-то основание, то должно последовать предупреждение номер два. А до этого момента я не могу ничего предпринять. Приам упрям, как осел, а вы и ваша мать — единственные, на кого можно положиться в этом доме. Поэтому самое лучшее, что вы можете сделать, — это быть начеку и смотреть в оба. А я уж сам решу, что делать.
— Но чего же конкретно нам ждать? — недоверчиво усмехнулся молодой человек. — Еще одной загадочной коробки?
— Понятия не имею. Но что бы это ни оказалось — может, и не предмет вовсе, а какое-нибудь событие, короче, что бы ни случилось, Мак, каким бы глупым и нелепым вам оно ни показалось — сразу же дайте мне знать! Вы… — и Эллери добавил, как будто случайно: — ну, или ваша мать.
Зазвонил телефон. Он открыл глаза, чувствуя, что он звонит уже давно.
Эллери включил свет и взглянул на часы. 4.35. Он лег только в 1.30.
— Слушаю, — пробормотал он в трубку.
— Мистер Куин… Делия Приам!!!
— Да?! — Сон мигом слетел с него.
— Вы сказали, чтобы я или мой сын сообщили, если… — голос ее доносился откуда-то издалека, чуть испуганный.
— Да-да, что такое?
— Может быть, и ничего особенного. Но вы сказали Гроуву…
— Делия, да что стряслось?
— Роджеру плохо. Здесь доктор Волюта. Он сказал, отравление трупным ядом. Но…
— Я мигом буду!
Доктор Волюта оказался неряшливо одетым мужчиной с двойным подбородком и неопределенного цвета глазами, что с первого взгляда вызывало неприязнь. На нем была спортивная куртка ярко-голубого цвета, одетая поверх желтой шелковой рубашки, и поседевшие каштановые волосы торчали из-за воротника во все стороны. На ногах красовались мягкие домашние тапочки. Эллери несколько раз едва удерживался, чтобы не съязвить по поводу его внешнего вида, однако вовремя сообразил, что его собственный надетый наспех наряд из перепачканных белых парусиновых брюк и свитера с высоким воротом выглядит не лучше.
— Беда с вашим братом, обжорами, — бубнил доктор Волюта, вытряхивая мерзко пахнущую жижу из смятой простыни в стеклянную баночку с притертой пробкой. — Можно подумать, что им не терпится отправиться на тот свет. И так каждый раз, пока не скрючит… или не вывернет наизнанку.
— Да, вывернуло его солидно, — поморщился Эллери. — Пробка вон там, на раковине.
— Благодарю. Приам жрет, как свинья. Даже для здорового человека было бы чересчур. По всем медицинским канонам его пищеварительная система давно должна была бы выйти из строя. Сколько лет я постоянно твержу, ему, чтобы он прекратил набивать брюхо на ночь, особенно рыбой!
— Мне говорили, что он просто обожает рыбу.
— Ну и что из этого? Я обожаю блондинок, мистер Куин, — фыркнул доктор Волюта, — но я держу свой аппетит в определенных границах.
— А я-то думал, что причина в испорченном тунце, а не в его количестве.
— Разумеется, причина в тунце. Я уже взял пробы. Но речь не об этом. Я говорю, что если бы он следовал моим советам, он вообще ничего не ел бы на ночь и все было бы нормально.
Разговор происходил в буфетной, доктор Волюта лихорадочно рыскал глазами по полкам, прикидывая, чем бы накрыть пластмассовую миску, в которую он сложил остатки тунца.
— То есть вы считаете, доктор, что…
— Я уже сказал вам, что я считаю. Вот эта банка рыбных консервов испорчена. Вам известно, что такое испорченные рыбные консервы, мистер Куин? — доктор открыл свой саквояж, схватил хирургические перчатки и взялся за миску.
— Я уже проверил пустую жестянку, доктор Волюта, — заявил Эллери, выудив ее из помойного ведра (благо в Лос-Анджелесе было принято каждый вид отходов складывать в отдельную емкость). — Посмотрите, банка не вздулась и нет других признаков, что тунец был испорчен.
