Эллери Квин - Кот со многими хвостами
— Неужели люди еще читают?
— Да, интервью Казалиса.
— О!
— Доброжелательное, но строго нейтральное. Спокойный глас науки. Мы ничего не обещаем, но есть указания, что рука Осириса[52], руководимая светящимся глазом, находится под контролем. Мэр, должно быть, на одиннадцатом небе.
— Я думал, их было семь, — заметил Джимми Маккелл.
— Только не в египетской космографии, Джимми. В Казалисе есть нечто от фараона. «Солдаты, с этих пирамид на вас смотрят сорок столетий...»
— Слова Наполеона?
— Да, в Египте. Казалис действует на полководца как успокоительная микстура. Незаменим для поддержания боевого духа.
— Не спорьте с ним, — усмехнулся инспектор, отрываясь от газеты. — Все равно останетесь в проигрыше... Впрочем, лекарство и впрямь недурное. Вы забросили журналистику, Маккелл? Вчера я не заметил вас среди прочих стервятников.
— Вы имеете в виду дело Ричардсон? — Вид у Джимми был таинственный. — Вчера был День труда — мой день. Я работал как проклятый.
— По службе? — осведомился Эллери. — Или исполняя личное поручение?
— Что-то вроде этого.
— У вас было свидание с Селестой Филлипс?
Джимми рассмеялся:
— И не только вчера. Это было сплошное приятное путешествие во времени. Вы даете необычайно интересные поручения, приятель. Вам следовало бы заведовать отделом репортажа.
— Насколько я понимаю, вы поладили с ней?
— Мы научились терпеть друг друга, — ответил Джимми.
— Она славная девушка, — кивнул инспектор. — Сынок, налей-ка еще кофе.
— Хотите поговорить об этом, Джимми?
— Это становится моей излюбленной темой.
— Ну, тогда выпьем еще по чашечке. — Эллери, улыбаясь, разлил кофе.
— Не знаю, чего вы оба от меня ждете, — сказал Джимми, — но счастлив вам сообщить, что Селеста — девушка исключительных достоинств, а я ведь известен в своих кругах как Иконоборец Маккелл, специализировавшийся на ниспровергании женских идеалов. — Он поставил чашку на стол. — Если шутки в сторону, то я чувствую себя подлецом.
— Подлость — тяжелая профессия, — заметил Эллери. — Не возражаете перечислить по порядку все добродетели особы, порученной вашему вниманию?
— Ну, эта девушка обладает красотой, умом, индивидуальностью, отвагой, честолюбием...
— Честолюбием?
— Селеста хочет вернуться в колледж. Вы ведь знаете, ей пришлось бросить занятия, чтобы заботиться о сестре, когда мать Симоны умерла...
— Мать Симоны? — Эллери нахмурился. — Вы говорите так, будто мать Симоны не являлась матерью Селесты.
— А вы этого не знали?
— Чего именно?
— Что Селеста не дочь миссис Филлипс?
— Вы имеете в виду, что они не были сестрами? — Инспектор звякнул чашкой.
Джимми Маккелл переводил взгляд с одного Квина на другого.
— Мне это чертовски не нравится, — пробормотал он.
— Что, Джимми?
— Будто сами не знаете!
— Но тут нечего знать, — сказал Эллери. — Я просил вас выяснить все, что сможете, о Селесте. Если теперь нам известно что-то новое против нее...
— Против нее?
— Я имею в виду, о ней, значит, вы оправдали мое доверие.
— Может, хватит болтовни, великий сыщик?
— Сядьте, Джимми.
— К чему весь этот крик? — проворчал инспектор. — Дайте мне минутку подумать...
— Хорошо. — Джимми сел. — Но думать тут нечего. Симона приходилась Селесте четвероюродной сестрой или чем-то в этом роде. Родители Селесты погибли от взрыва газовой плиты, когда она была ребенком. Миссис Филлипс была ее единственной родственницей в Нью-Йорке, и она забрала девочку к себе. Вот и вся история. Когда миссис Филлипс умерла, Селеста, естественно, взяла на себя всю заботу о Симоне — они всегда считали друг друга сестрами. Я знаю кучу родных сестер, которые никогда бы не сделали того, что сделала Селеста!
— Откровенно говоря, я тоже, — сказал Эллери, — и не ищите в моих словах скрытый смысл.
— Что-что?
— Продолжайте, Джимми.
— Селеста мечтала получить университетское образование — ее чуть не убило то, что ей пришлось бросить учебу после смерти миссис Филлипс. Малышка прочитала кучу книг — по философии, психологии и тому подобное. Она знает куда больше, чем я, а ведь у меня есть принстонский диплом[53], добытый потом и кровью. Теперь, когда Симоны не стало, Селеста снова может жить своей жизнью и вернуться к занятиям. Она собирается поступить на этой неделе в колледж на Вашингтон-сквер на осенний семестр — хочет изучать английский и философию, получить степень бакалавра, а потом заняться преподаванием.
— Очевидно, ей придется учиться на вечерних курсах?
— Это еще почему?
— Мы пока что живем в условиях экономической конкуренции, Джимми. Или, — весело осведомился Эллери, — вы намерены взять решение этой проблемы в свои руки?
— На суде такой вопрос был бы опротестован, как несущественный и не имеющий отношения к делу, — подмигнул инспектор.
Джимми побагровел.
— Вы намекаете, что я...
— Нет-нет, Джимми. Разумеется, с благословения церкви.
— Все равно меня в это не впутывайте. — Некрасивое лицо Джимми было сердитым и настороженным.
— Селеста ведь не может днем работать манекенщицей и ходить в колледж, — настаивал Эллери.
— Она бросит эту работу.
— Вот как? — осведомился инспектор.
— Значит, ей придется работать вечерами, — сказал Эллери.
— Она вовсе не будет работать!
— Боюсь, — печально промолвил Эллери, — что я потерял нить ваших рассуждений. Как же она сможет себя содержать?
— На деньги Симоны! — рявкнул Джимми.
— Что это еще за деньги? — встрепенулся инспектор.
— Слушайте! — Джимми выпятил грудь. — Вы поручили мне грязную работу, и я ее выполнил, хотя и не понимал, зачем это нужно. Если вы здесь самый умный, а я просто так погулять вышел, то, может быть, объясните, какое все это имеет значение?
— Не большее, чем любая истина.
— Звучит впечатляюще, но я подозреваю подвох.
— Маккелл, — мрачно заговорил инспектор Квин, — над этим делом работает много людей, и я сам увяз в нем по горло. Но я впервые слышу, что Симона Филлипс оставила что-либо, кроме боли в пояснице. Почему Селеста не рассказала нам об этом?
— Потому что она сама нашла деньги только на прошлой неделе! И потому что это не имеет никакого отношения к убийству!
— Нашла деньги? — переспросил Эллери. — Где?
— Селеста разбирала барахло Симоны. Там были старые настольные деревянные часы французской работы. Они не ходили уже десять лет, но Симона не позволяла Селесте отнести их в починку и держала их на полочке над своей кроватью. Когда на прошлой неделе Селеста сняла их с полки, они выпали у нее из рук и разбились на куски. Внутри оказался толстый рулон банкнотов, перетянутый резинкой.
