Эллери Квин - И на восьмой день...
Иногда ему приходилось использовать все содержимое несессера, но сейчас он достал только оборудование для отпечатков и фломастер.
— Что это, Элрой? — спросил Учитель, глядя на странные предметы, бывшие для него столь же таинственными, как и для членов Совета. — И что ты хочешь от нас?
— Учитель, — ответил Эллери, — я хочу нанести на листы бумаги отпечатки пальцев всех присутствующих. Это простая и безболезненная процедура. Пусть каждый из вас прикоснется только к тому листу, который я положу перед ним. Понятно?
— Твоя просьба понятна, Элрой, но непонятна ее цель, — сказал старик. — Тем не менее пусть будет так, как ты говоришь. Но ты потребовал пятнадцать листов бумаги, хотя нас здесь только четырнадцать — исключая тебя. Ты хочешь взять отпечатки и у умершего?
Эллери кивнул, удивленный его проницательностью.
— Да, Учитель. Прежде всего, я возьму отпечатки у Сторикаи.
Он сделал это под испуганными взглядами собравшихся и под аккомпанемент их учащенного дыхания. Когда же Эллери направился к ним со своими аксессуарами, дыхание на мгновение прекратилось вовсе. Но Учитель, видя испуг соплеменников, шагнул вперед и спокойно сказал:
— Среди живых, Элрой, я буду первым. — И он протянул свои узловатые почерневшие руки.
Эллери снял отпечатки пальцев Учителя, Преемника, Управляющего и у одиннадцати оставшихся в живых членов Совета, написав фломастером на каждой бумаге под отпечатками имя и должность каждого.
— А теперь, Квинан?
— Теперь, Учитель, мы можем остаться одни.
— Ты желаешь, чтобы умерший тоже остался?
— Нет, его можно унести.
Патриарх кивнул.
— Совет и Управляющий, — обратился он к остальным, — сейчас вы покинете священный дом и заберете с собой умершего, чтобы подготовить его к помещению в месте покоя. Скажите людям, чтобы вернулись в свои дома или к своей работе — пока мы живы, мы должны исполнять свои обязанности. Да будет благословен Вор'д в горе и радости. — Он поднял руку, благословляя и отпуская чиновников.
Некоторые из них убирали тело, другие выносили Раба, а остальные выходили молча. «Теперь и я совершил преступление», — думал Эллери. К какому бы штату ни относилась долина — он не подумал спросить об этом Отто Шмидта, — об убийстве следовало уведомить власти, по крайней мере шерифа округа. Но такая мысль даже не пришла ему в голову.
Он не мог это сделать. Ибо куда большим преступлением было бы открыть двери Долины Квинана внешнему миру.
* * *
— Учитель, — заговорил Эллери, когда дверь закрылась за последним членом Совета, — когда мы впервые встретились, вы заявили, что мое прибытие было предсказано и что я буду вашим проводником сквозь время великих бедствий, которые падут на вас.
Старик молча кивнул головой, покрытой капюшоном.
— Тогда вы должны как можно точнее рассказать мне обо всем, что и когда происходило сегодня во второй половине дня.
Старческие веки опустились и поднялись вновь, позволяя глазам видеть сквозь время.
— В полдень, — заговорил патриарх, — я вернулся с полей и предавался размышлениям в своей комнате вплоть до часа полуденной трапезы, которую я более не разделяю. Время мне было известно по отсутствию тени. В час дня я отправился в школу. Я чувствовал, что это час — после стольких лет мое тело стало часами. В течение следующего часа я обучал детей. В школе есть часы, и, когда они показали два, я вернулся в Дом Священного Собрания. Я думал, что застану Преемника за работой, но вместо этого увидел его стоящим в дверях, несомненно, в надежде увидеть какую-то девушку. Страсть естественна, даже священна, но ей, как и всему, свое время и место. Эти время и место для нее не подходили. Поэтому я отправил Преемника в скрипториум и, чтобы избавить его от искушения, запер его там и забрал ключ. Потом кто-то пришел с сообщением, что Раб болен и хочет меня видеть...
— О Рабе потом, — прервал Эллери. — Сначала я хочу снова посетить скрипториум. Вы пойдете со мной, Учитель?
Преемника в скрипториуме не оказалось — очевидно, он удалился в свою спальню. Во время первого визита сюда Эллери был не в том состоянии, чтобы замечать детали. Сейчас он видел, что в комнате находятся два маленьких письменных стола, две маленькие скамейки и полки, уставленные кувшинами со свитками, связками перьев и тростниковых Ручек, чернильницами и другими атрибутами профессии писаря.
У каждого стола стоял высокий канделябр с коричневыми свечами из пчелиного воска.
В двух наружных стенах скрипториума были такие же высокие, узкие окна, как и в комнате Учителя — слишком узкие даже для маленького ребенка. Будучи запертым в скрипториуме, Преемник должен был либо ждать, пока вернется Учитель и отопрет дверь, либо взламывать ее сам. Но на двери не было никаких признаков взлома.
Эллери и старик покинули скрипториум так же молча, как и вошли туда.
— Продолжайте, Учитель, — сказал Эллери.
Учитель возобновил повествование. Он снова отправился в школу, где исполнял свои обязанности до трех часов, а затем вернулся в Дом Священного Собрания, где вспомнил о болезни Раба и о расшатавшейся ножке стола, поэтому положил в центре стола молоток как напоминание о том, чтобы попросить Преемника укрепить ножку.
После этого пророк направился в дом Раба, перед которым стояли солнечные часы. По ним Учитель определил, что было около четверти четвертого.
— Я оставался с Рабом около часа. Мне следовало пробыть с ним дольше — ведь мы состарились вместе. Когда я вернулся около четверти пятого...
Старик умолк.
— В четыре двадцать Сторикаи был мертв, — напомнил Эллери.
— Да, Сторикаи был... мертв — с усилием сказал учитель. — Он лежал на полу комнаты собраний в луже крови, каким его увидел ты.
— Вам нелегко об этом говорить, Учитель, — со вздохом промолвил Эллери, — но вы должны продолжать.
— Я отпер дверь скрипториума, выпустил Преемника и сразу же послал его за тобой на случай, если ты уже вернулся. Великое бедствие обрушилось, наконец, на племя Квинана, и я нуждался в том, кого звали Элрой Квинан. Ибо обо всем этом было написано.
Эллери снова вздохнул. Богословие, пророчества, предсказания — с их помощью не разгадать загадку убийства Сторикаи... Сторикаи, который был так очарован блеском наручных часов, увиденных впервые в жизни, который так по-детски радовался, когда ему разрешили поносить их, и который носил их до своей последней минуты...
— Вы спрашивали Преемника, слышал ли он что-нибудь, какие-нибудь необычные звуки или голоса, пока был заперт в скрипториуме?
