Агата Кристи - Разбилось зеркало, звеня...
— Понимаю.
Хейли Престону принесло, казалось, явное облегчение то, что Крэддок не настаивает на свидании с Мариной Грегг.
— Может быть, вы хотите повидаться с мистером Раддом? Он, — Хейли посмотрел на часы, — вернется со студии минут через десять. Вас это устроит?
— Это будет замечательно, — сказал Крэддок. — А пока… скажите, доктор Гилкрист сейчас в доме?
— Да, он здесь.
— В таком случае я хотел бы поговорить с ним.
— Ну конечно. Сейчас я приведу его к вам.
Молодой человек торопливо вышел. Дэрмот Крэддок в задумчивости стоял на верхней площадке лестницы. Конечно, этот мертвый взгляд, описанный миссис Бэнтри, мог быть просто плодом ее воображения. По его мнению, она была женщиной, способной на поспешные умозаключения. В то же время это могло быть и правдой. Если не думать о волшебнице Шалот, на которую внезапно обрушилось проклятье, то Марина Грегг, возможно, увидела нечто, обеспокоившее или встревожившее ее настолько, что заставило ее забыть о гостье, с которой она разговаривала. Очевидно, в это время по лестнице поднимался какой-то человек, который был для нее неожиданным и весьма неприятным гостем.
Позади раздался звук шагов, и Крэддок обернулся. Престон возвратился в сопровождении доктора Мориса Гилкриста. Тот оказался совсем не таким, каким представил его себе Дэрмот. У него не было ни вкрадчивых манер врача, ни театральной внешности. На первый взгляд он казался довольно грубоватым, энергичным, деловым человеком. На нем был твидовый костюм, слишком яркий для англичанина. Впечатление дополняли густые волосы и внимательные острые глаза.
— Доктор Гилкрист? Старший инспектор Крэддок. Могу я поговорить с вами наедине?
Врач кивнул. Он провел Крэддока по коридору почти до конца, затем распахнул одну из дверей и предложил ему войти.
— Прошу вас, здесь никто не помешает.
Очевидно, это была комната доктора, очень удобно обставленная. Гилкрист указал Крэддоку на кресло и сел сам.
— Насколько я понял из вашего свидетельства, — начал Дэрмот, — мисс Марина Грегг не способна сейчас давать никаких показаний. Что с ней, доктор?
Гилкрист чуть заметно пожал плечами.
— Нервы, — ответил он. — Попытайтесь задавать ей вопросы, и минут через десять она придет в состояние, близкое к истерике. Я не могу этого допустить. Если вы пришлете ко мне полицейского врача, я объясню ему все подробно. На дознании она не могла присутствовать по той же самой причине.
— Как долго может продлиться такое состояние? — спросил Крэддок.
Доктор Гилкрист посмотрел на него и внезапно улыбнулся. У него была приятная улыбка.
— Если хотите знать мое мнение, — сказал он, — мнение человека, а не врача, не пройдет и сорока восьми часов, как она не только сможет, но и будет страстно желать увидеть вас! Она будет спрашивать, будет отвечать на ваши вопросы. Таковы актеры! — Он наклонился вперед. — Я хотел бы попытаться объяснить вам, старший инспектор, почему все эти люди так себя ведут. Жизнь киноартистов — постоянное напряжение, которое тем больше, чем больший успех они имеют. Они всегда, в любое время — на глазах у публики. Их работа — съемки, ужасно тяжелый монотонный труд, который длится долгими часами. Они приходят утром, ждут, играют в маленьком эпизоде, который затем без конца переснимают. В театре актеры репетируют сразу же целый акт или хотя бы часть акта. Это еще более или менее приемлемо. Но в кино, как вы знаете, все шиворот-навыворот. Это утомительное, изматывающее занятие. Конечно, они живут в роскоши, пользуются всевозможными успокаивающими средствами, медицинской помощью, ваннами, косметикой, устраивают приемы, развлечения, но они постоянно на виду у публики! Они не могут спокойно отдохнуть. Они не могут позволить себе даже расслабиться.
— Могу представить себе это, — сказал Дэрмот. — Да, могу.
— И еще, — продолжал Гилкрист, — люди, выбирающие профессию актера, и особенно те, кто пользуется успехом, обладают определенным типом личности. Это, как мне удалось установить по опыту, люди, как говорят, со слишком тонкой кожей, большой чувствительностью, к тому же всю жизнь мучающиеся неуверенностью в себе. Мучительное чувство неадекватности, опасение, что вы неспособны на то, чего от вас ждут. Бытует мнение, будто актеры и актрисы — самоуверенные люди. Это неправда. Они далеко не высокого мнения о себе, они постоянно недовольны собой и всегда нуждаются в каком-либо успокоении. Их постоянно требуется подбадривать. Опросите Джейсона Радда, и он скажет вам то же самое. Режиссерам приходится давать им почувствовать, что они могут справиться со своей задачей, неоднократно заверять их в этом, пока не получится нужного эффекта. Но они все равно остаются неуверенными в себе! Именно поэтому они все такие, выражаясь обычным, непрофессиональным словом, нервные! Чертовски нервные! Сплошной клубок нервов. И чем больше расстроены их нервы, тем лучше их игра.
— Интересно, — заметил Крэддок. — Очень интересно. Хотя я не вполне понимаю, к чему вы…
— Я хочу заставить вас понять Марину Грегг, — сказал Морис Гилкрист. — Вы, конечно, видели фильмы с ее участием?
— Она прекрасная актриса, — сказал Дэрмот. — Прекрасная. В ней есть личность, красота, обаяние.
— Да, — согласился Гилкрист, — в ней все это есть И все же ей приходится дьявольски много работать, чтобы производить нужный эффект. Это требует немало нервов, а она не так уж сильна физически. Далеко не так сильна, как следовало бы. А ее темперамент! Она постоянно пребывает в одном из двух состояний: в восторге или в отчаянии. Она ничего не может с собой поделать. Она сама выбрала этот путь. Она сильно страдала всю свою жизнь. Отчасти это было вызвано ее собственными ошибками. Ни один из ее браков не был счастливым, за исключением, может быть, последнего. Сейчас она замужем за человеком, который сильно ее любит и любил долгие годы. Она защищена этой любовью и чувствует себя счастливой. По крайней мере, в данное время она счастлива, но никто не сможет сказать, как долго это будет продолжаться. Самое ужасное, что она либо уверена, что все в ее жизни улажено, что все ее мечты осуществились и ничто теперь не изменится к худшему, что она теперь никогда не будет несчастлива; либо она погружается в беспросветное уныние женщины, жизнь которой разрушена, которая никогда не знала любви и счастья и никогда их не узнает. Если бы она смогла когда-нибудь удержаться посредине между двумя состояниями, это было бы очень полезно для нее… И мир потерял бы прекрасную актрису.
Он замолчал. Дэрмот Крэддок не прерывал молчания. Ему очень хотелось знать, зачем Морис Гилкрист сказал ему все это. Для чего этот глубокий детальный анализ Марины Грегг? Гилкрист смотрел на него. Похоже было, что он ждет от Дэрмота какого-то вопроса.
