Кэрол Дуглас - Авантюристка
– Нет!
– Умоляю! Мы пришли выразить вам свои соболезнования. Нас так поразило известие, что Луиза…
– Уходите! Хватит с меня расспросов!
– Мадам…
Годфри схватил Ирен за руку, прежде чем та успела снова постучать в дверь, и покачал головой. Я повторила его жест. Каждый из них блистал на своем поприще, один – в зале суда, другая – на сцене, но ни Годфри, ни Ирен не знали, как подступиться к измученной женщине, подозреваемой в убийстве родной племянницы. В таких случаях необходимо проявить решимость. Я подошла к двери и обратилась к Онории, прилагая все усилия, чтобы мой французский звучал сносно:
– Мадам. Вполне возможно, вы действительно убили племянницу. Коль так случилось, я понимаю, почему вы не желаете ни с кем разговаривать. Однако не исключено, что смерть Луизы – несчастный случай, и притом ужасный. Будь это так, вам было бы приятно узнать, с какой теплотой она о вас отзывалась каких-то пару дней назад.
Последовала долгая пауза.
Вдруг заскрежетал старый замок, заскрипели петли, и массивная деревянная дверь открылась. За ней обнаружилась крохотная женщина с красновато-рыжими волосами и лицом цвета свежевыпавшего снега. Тусклый свет канделябра отразился в ее выпуклых, как ягоды голубики, глазах, обведенных темными кругами. Подобный типаж я не раз видела на афишах кабаре, развешанных по всему Парижу, хотя бледность мадам Монпансье объяснялась глубоким горем, а вовсе не бурными плотскими утехами.
Ирен осторожно вошла в комнату. Годфри взял меня под локоть, мягко подталкивая к двери. Раскланявшись с Пьером, он вошел следом за нами, нарочито громко хлопнул дверью и запер ее на засов.
Комната была довольно просторной и столь же холодной, как и гостиная; согревал лишь растопленный камин. Я услышала стук коготков по полу: маленький упитанный спаниель вразвалочку подбежал к нам и принялся обнюхивать обувь. Мадам Монпансье взяла собаку на руки:
– Он принадлежит… то есть принадлежал Луизе.
Ни один здравомыслящий человек не усомнился бы в том, насколько тяжело переживала тетя Онория потерю племянницы. Даже на ее лице – несомненно, в молодости очень красивом – оставило отпечаток терзавшее ее горе. Я бросила взгляд на Нортонов. Казалось, вид несчастной женщины поразил их до глубины души.
– Ш-ш-ш! Тише, Шушу! – ласково побранила она скулившего пса. – Он скучает по хозяйке. Но зачем вы пришли? Откуда вы узнали? И что вы узнали? Что я?..
– Прошу вас. – Годфри взял извивающегося пса из рук мадам Монпансье и подвел ее к стоящему перед камином креслу с высокой спинкой. – Присядьте, пожалуйста. Будем очень признательны, если вы расскажете нам об ужасных событиях, произошедших той ночью с Луизой. И с вами, конечно же.
Миссис Монпансье бросила на него внимательный взгляд. Когда Годфри задавал свидетелю наводящие вопросы, устоять перед ним не могла бы даже статуя. Мне доводилось видеть, как он, одетый в судейскую мантию и накрахмаленный парик, выступает в королевских судах на Флит-стрит: лицо его неизменно выражало глубокую заинтересованность и полное понимание происходящего, что производило на подсудимого куда более значительное впечатление, чем самые серьезные обвинения. Перед таким умелым противником даже женщина могла бы забыться и сознаться в убийстве.
Мадам Монпансье выпрямилась во весь рост, словно тоже признавала в нем силу, и с некоторым удивлением повернулась к нам с подругой:
– Очень любезно с вашей стороны интересоваться делами нашей семьи.
– Не стоит благодарности, – тотчас ответила Ирен. – В конце концов, мы чувствуем свою ответственность за то, что невольно привели Луизу туда, где она, по всей видимости, встретила свою смерть. Так что это дело касается и нас тоже. – В глазах подруги промелькнул лукавый огонек. – Кроме того, нам уже не раз довелось иметь дело с преступлениями и прочими загадочными событиями. Мы жаждем справедливости.
Бедная женщина с легким недоумением посмотрела на меня. Ирен поспешно объяснила мое предназначение:
– Мисс, то есть мадемуазель Хаксли, наша лучшая подруга и незаменимый помощник. Мы считаем, что парижская полиция недооценивает серьезность дела, связанного с исчезновением вашей племянницы. Полагаю, вы можете поведать нам некие обстоятельства той ночи, которые доселе никому не доверили.
Женщина опустилась в кресло; мы тотчас окружили ее, с наслаждением повернувшись спинами к теплому камину. Годфри осторожно положил миссис Монпансье на колени маленького спаниеля. На протяжении всего рассказа она рассеянно гладила мохнатые уши питомца.
– Удивительно, как вам удалось столь глубоко вникнуть в ситуацию – ведь вы едва знакомы с нашей семьей, – начала она.
– Очевидно одно, – промолвила Ирен. – За Луизой постоянно присматривал дядя. Едва ли хоть одна парижанка захочет, чтобы столь непривлекательный человек, как Пьер, следовал за ней по пятам. Меня не покидает ощущение, что ваш муж боялся, будто Луизу могут похитить пираты. Конечно же, все это лишь наши предположения. Девочка поведала нам о таинственных письмах, что приходили вашему мужу. И еще кое о чем, но мы пообещали хранить это в секрете…
– Значит, вам все известно? – Мадам Монпансье резко подалась вперед, охваченная ужасом, и тут же в смятении откинулась на спинку кресла. – Вы рассказали об этом моему мужу?
– Нет. Кажется, ему все равно. Кроме того, он сам входит в число подозреваемых. В отличие от парижской полиции, мы не собираемся обвинять в убийстве первого, кто подвернется под руку.
– Но в чем его подозревают? – изумленно спросила я.
Конечно, у примадонны на все был готов ответ.
– В худшем случае – во враждебности, в лучшем – в безразличии по отношению к своим родным. Дом этот давно терпит нужду, Монпансье держит всю семью в ежовых рукавицах, а с тех пор, как начали приходить таинственные письма, он сделался еще более раздражительным. Или я ошибаюсь?
– Боюсь, муж мой всегда был довольно вспыльчив, – призналась тетя Онория. – Ничего удивительного, ведь он был старшим сыном в семье, которая распалась у него на глазах. Эдуард с большим неодобрением отнесся к женитьбе брата на модистке, хотя мне Марианна казалась доброй, милой девушкой. Презрение старшего брата вынудило Клода попытать счастья в Монте-Карло. Увы, там его ждал куда более серьезный удар.
– И смерть, – добавила Ирен. – Он ведь покончил жизнь самоубийством.
Мадам Монпансье не стала возражать примадонне и продолжила:
– Марианна умерла при вторых родах. Умер и младенец. Луизе в то время было всего лишь пять лет. Признаться, я удивилась решению Эдуарда удочерить девочку, но, увы, к тому времени стало совершенно очевидно, что я неспособна родить ему ребенка. – Онория опустила подбородок на светлую голову пса, и улыбка озарила ее усталое лицо: – Мне нравилось, что Луиза живет с нами. Она никогда не доставляла хлопот, одну лишь радость. Вот почему я заволновалась, когда Эдуард, едва девочка подросла, стал следить за каждым ее шагом. Нельзя же заставлять молодую девушку сидеть в старом пустом доме дни напролет, и тем более недопустимо посылать грубого слугу шпионить за ней!
