Эрл Гарднер - Дело игральных костей
— Послушай, Пол, — сказал Мейсон, — наш единственный шанс — запутать это дело так, чтоб копы не смогли разобраться, какое событие за каким следовало, а затем вытащить из этой мешанины нужные нам факты.
Дрейк кивнул, хотя и без особого энтузиазма.
— Думаю, это будет не так просто, Перри, — засомневался он.
Зазвонил телефон. Мейсон взял трубку. Это была секретарша Дрейка.
— Мистер Мейсон, — сказала она, — не могли бы вы передать мистеру Дрейку, что согласно телефонному сообщению «двенадцатого» Гай Т. Серл вышел на улицу.
— Спасибо, — ответил адвокат. — Передам. Есть что-нибудь еще?
— Пока ничего.
Мейсон повесил трубку и обратился к Дрейку:
— Звонили из твоей конторы. Серл на свободе.
— Откуда это стало известно?
— Сообщил «двенадцатый».
— Я вот о чем сейчас подумал, Перри, — предположил Дрейк. — Они ведь могли удерживать его в камере под различными предлогами сколько угодно времени. Однако тот преспокойно разгуливает по улицам. Значит, он сделал что-то нужное окружному прокурору.
— Я хочу встретиться с этой птичкой, — произнес Мейсон. — Как бы это организовать, чтобы все выглядело понатуральнее?
— Ничего не получится, — с сомнением проворчал Дрейк.
— Получится, — настаивал на своем Мейсон. — Какие у него привычки? Ты его хорошо знаешь?
— Как свои пять пальцев, — заверил детектив. Мейсон взглянул на свои наручные часы, постучал по ним пальцем и резко спросил:
— У него бывает второй завтрак?
— Обязательно. Это такой обжора!
— Где, по-твоему, он будет завтракать сегодня?
Дрейк вытащил из кармана записную книжку, открыл ее и принялся водить по странице указательным пальцем.
— Здесь, — пояснил он, — все об этом парне. Так… Давайте посмотрим, где он ест… Ага, вот! Чаще всего он бывает в «Домовой кухне» на Ист-Ранчестер. Это всего в двух кварталах от его конторы.
— Как он выглядит?
Дрейк зачитал описание внешности Серла:
— «Около сорока лет, рост шесть футов, вес — сто шестьдесят фунтов, серые глаза, нос длинный, прямой, худощавого телосложения. Волосы рыжие, губы тонкие. Всегда носит двубортный пиджак».
— Почему же такой любитель пожрать хлебает помои на Ист-Ранчестер? — удивился Мейсон.
— Ты ошибаешься, Перри. Как выяснили мои ребята, это шикарное заведение. Хозяева французы, супружеская пара. Серлу нравится одна из тамошних официанток, и она, похоже, отвечает ему взаимностью.
— Ты знаешь ее имя?
Дрейк перевернул страницу и опять принялся водить по ней указательным пальцем.
— Естественно!.. Вот! Хейзл Стикланд, — с гордостью произнес он.
— И она тоже замешана в этом деле?
— Не думаю. Просто я попросил своих ребят выяснить как можно больше об этом парне.
Мейсон сказал:
— Думаю, что забегу туда перекусить.
— Конечно, ты можешь встретиться там с ним, — сказал Дрейк, — но, боюсь, тебе не удастся его одурачить.
— А я и не собираюсь дурачить его, Пол. Он… Дверь открылась, и на пороге кабинета появилась Делла Стрит.
— Хай, Пол! — воскликнула она вместо приветствия. — Как спалось?
— Лучше не спрашивай, — со вздохом ответил Дрейк. — Привет!
Когда он ушел, Мейсон спросил у Деллы:
— Что сказал эксперт по поводу почерка?
— Он постарается прислать предварительный отчет как можно скорее. Конечно, это не будет отчет в полном смысле слова, но нечто такое, чем можно пользоваться как отчетом. А что это был за конверт, шеф? И почему вы так поспешно отправили его эксперту?
— Орешек, который я как раз и не могу раскусить, — удрученно ответил Мейсон. — В конверте фотографии регистрационных книг гостиниц «Регина» в Доусоне, «Золотая звезда» в Скагвэе, «У белого коня» в Сиэтле, датированных октябрем 1907 года.
— И что в них интересного?
— Подписи Билла Хогарти.
— Там есть еще что-нибудь, кроме этого?
— Там есть еще письмо, написанное Лидсом Джону Миликанту с месяц назад, в котором он сообщает, что никогда не слышал о мистере Б.К. Хогарте, но если мистер Б.К. Хогарт предъявит рекомендации, то его несомненно можно будет принять на работу. Также там есть пожелтевшая от времени вырезка из старой газеты, издававшейся в Доусоне, сообщающая о том, что в районе Тананы найдено тело со следами насильственной смерти. В статье опущены подробности, однако сообщается, что, видимо, это тело Олдена Лидса, который работал вместе с Биллом Хогарти. Хогарти покинул Клондайк в конце 1907 года, уйдя вверх по Танане. Некоторое время он провел в Сиэтле, где женился на танцовщице доусонского дансинг-холла «М энд Н». На этом сведения о нем обрываются. Статья датирована 1912 годом.
— Что все это значит, шеф? — недоумевала секретарша.
— Сам еще не знаю, — ответил Мейсон. — Там еще куча всяких фотографий. Кто-то тщательно собирал эти материалы.
— А кто такой Б.К. Хогарт? — спросила Делла. Мейсон улыбнулся:
— Наверное, это тот же Билл Хогарти, только под другим именем.
— Тогда в инициалах первая буква должна быть «В», — заметила она. — Потому что Билл — это уменьшительное от Вильяма.
Адвокат кивнул.
— Однако возможно и другое, — предположил он. — У кого-то есть достаточно веские основания подозревать, что настоящее имя Олдена Лидса — Билл Хогарти, и он хотел заставить его написать имя «Билл Хогарти» для того, чтобы сверить почерк. Однако он не решился действовать открыто и написал ему письмо, в котором спрашивал о Б.К Хогарте, и ничего не заподозривший Лидс пишет это имя в письме, даже дважды.
Зазвонил телефон. Мейсон посмотрел на часы.
— Бьюсь об заклад, что Стива пригласили на партию в гольф к двенадцати часам, поэтому он старался изо всех сил подготовить к этому времени свое заключение.
— Алло! — сказал он в трубку и услышал голос Гертруды:
— С вами хочет поговорить мистер Стив, эксперт по почерку.
— Соединяйте!
— Привет, Мейсон! Пока я не буду объяснять тебе, каким образом я пришел к своему заключению, но письмо, датированное прошлым месяцем, написано тем же человеком, который расписывался в регистрационных книгах гостиниц именем Билл Хогарти.
— Ты в этом уверен? — спросил адвокат.
— Хороший эксперт, наставительно ответил Стив, — высказывает лишь гипотезу, но в данном случае двух мнений быть не может. Можно, конечно, сделать какую-то скидку на время, все-таки с тех пор, как была поставлена первая подпись, до момента написания письма прошло тридцать два года. Почерк человека, естественно, меняется к тридцати двум годам, когда человек достигает расцвета физической силы, и может стать более угловатым и неразборчивым. Однако полная идентичность заглавных букв «Б» в словах «Билл» и сравнение начертания слов «Хогарт» и «Хогарти» рассеивает все сомнения. Я сфотографировал подпись «Хогарти» и слово «Хогарт» с одинаковым увеличением и затем попробовал их совместить. Изображения полностью совпали. Несомненно, это писал один и тот же человек.
