Жорж Сименон - Двухгрошовый кабачок
Но синий карандаш вычеркнул Лолу из жизни Бассо.
— Нашли то, что вам нужно? — спросила секретарша.
Нашел, конечно! Адрес, которого он стыдился, потому что не рискнул даже записать имя полностью: «Уль. улица Блан-Манто, 13-бис».
По почерку можно было сказать, что адрес один из самых старых. Как и некоторые другие, он был жирно зачеркнут синим карандашом, что не мешало, однако, прочесть написанное.
— Вы не знаете, когда была сделана эта запись? — Секретарша нагнулась, чтобы посмотреть.
— Это еще когда господин Бассо был молодым человеком и жив был его отец.
— Откуда вы знаете?
— Потому что написано теми же чернилами, что и адрес женщины на следующей странице. Он рассказал мне однажды, что это — увлечение его молодости…
Мегрэ закрыл книжку и сунул ее в карман, а секретарша с упреком взглянула на него.
— Думаете, он вернется? — спросила она после минутного молчания.
Комиссар сделал неопределенный жест.
Когда он приехал на набережную Орфевр, к нему подбежал Жан.
— Вас уже два часа ищут! Бассо нашли.
— Вот что!
В голосе его не чувствовалось радости, скорее, даже, пожалуй, сожаление.
— Люка не звонил?
— Он звонил каждые три-четыре часа. Тот тип все еще в Армии Спасения. Так как его хотели выставить, дав поесть, он нанялся убирать помещение.
— Инспектор Жанвье здесь?
— По-моему, он только что вернулся.
Мегрэ прошел к Жанвье в кабинет.
— Изрядно нудное поручение, старина, ты ведь любишь такие. Нужно попытаться найти некую Лолу, которая лет десять-пятнадцать тому назад числилась в баре Эглантье на улице Монтень.
— А с тех пор куда она подевалась?
— Может, умерла в госпитале, а может, вышла замуж за английского лорда. Короче, выкручивайся сам.
В поезде, по дороге в Ла-Ферте-Але, он перелистал всю записную книжку, иногда растроганно улыбался, потому что встречались такие пометки, по которым можно было судить о всей молодости человека.
На вокзале его ждал лейтенант из полицейского участка. Он сам проводил его к дому старой Матильды, где в садике дежурил Пикар.
— Мы проверили — с задней стороны нет возможности удрать. Внутри там так тесно, что мой коллега остался караулить на улице. Мне с вами зайти?
— Лучше, пожалуй, не надо.
Мегрэ постучал и, не дожидаясь ответа, вошел. Было уже поздно. На улице еще не стемнело, но окно было таким узким, что внутри видны были только движущиеся тени.
Бассо, сидевший верхом на стуле в позе человека, который уже давно ждет, встал. Жена и мальчик были в соседней комнате.
— Зажгите, пожалуйста, свет, — обратился Мегрэ к старухе.
— Надо еще посмотреть, есть ли керосин, — проворчала она. У нее был керосин! Звякнуло стекло лампы, задымился фитиль, разгоревшийся желтоватым пламенем, осветившим все углы. Очень жарко. Комната бедная, обставленная по-деревенски.
— Можете сесть, — сказал Мегрэ, обращаясь к Бассо. — А вы, мамаша, идите отсюда.
— А мой суп?
— Идите! Я посмотрю.
Она ушла, бурча что-то, закрыла дверь, заговорила тихо в соседней комнате.
— Здесь только две эти комнаты? — спросил комиссар.
— Да. Сзади спальня.
— Вы спите там все трое?
— Обе женщины и сын. Я сплю здесь, на соломе.
На неровном полу застряли отдельные соломинки. Бассо был очень спокоен, но спокойствие это пришло после многих дней лихорадочного напряжения. Похоже, что арест он воспринял с облегчением, при этом он поспешил объявить:
— Я так или иначе собирался явиться в полицию.
Вероятно, он ждал, что Мегрэ удивится, но тот и глазом не моргнул. Комиссар не проронил ни слова. Только с ног до головы осмотрел собеседника.
— Это не Джеймса костюм?
Костюм серый, слишком узкий. Бассо был широкоплеч, размером не меньше Мегрэ. Ничто зрительно так не уменьшает человека, как узкий костюм.
— Раз вы знаете…
— Я много чего знаю… Но… Что, этот суп еще должен кипеть?
От кастрюли шел немыслимый запах, а крышка не переставала дребезжать. Мегрэ снял суп с огня, на миг красноватое пламя осветило его.
— Вы знакомы со старой Матильдой?
— Сейчас расскажу, и прошу вас, если возможно, сделайте так, чтобы у нее не было неприятностей из-за меня. Это бывшая служанка моих родителей. Она знала меня еще совсем маленьким. Когда я приехал сюда, чтобы спрятаться, она не смогла отказать мне.
— Понятно! Она совершила оплошность, покупая на двадцать два франка ветчины.
Бассо здорово похудел, да еще не брился дней пять, что делало его похожим на висельника.
— Полагаю, у жены тоже не может быть никаких дел с полицией.
Он неловко, с принужденным видом поднялся, как человек, пытающийся найти нужную линию поведения, прежде чем начать серьезный разговор.
— Я зря убежал и так долго прятался. Это уже доказывает, что я не преступник Вы понимаете меня? Просто потерял голову. Решил, что все полетит прахом из-за этой дурацкой истории. Собирался перебраться за границу, вывезти туда жену с сыном и начать все заново.
— И вы поручили Джеймсу доставить сюда вашу жену, получить в банке триста тысяч франков и добыть вам одежду.
— Разумеется!
— Вы ведь чувствовали, что за вами следят.
— Матильда сказала мне, что на каждом углу натыкается на жандармов.
Из соседней комнаты все время слышался шум. Наверное, мальчишка возился. Госпожа Бассо, должно быть, подслушивала под дверью, потому что время от времени раздавалось: «Тише! Тише!».
— Сегодня днем я уже принял единственно возможное решение — сдаться. Но судьба неотступно преследует меня — видно, уж так на роду мне написано.
Явился жандарм…
— Вы не убивали Файтена?
Бассо пристально, горящими глазами посмотрел на Мегрэ.
— Я убил его! — тихо проговорил он. — Согласитесь, что было бы безумием утверждать обратное. Но клянусь жизнью моего сына, что расскажу вам всю правду.
— Минутку…
Мегрэ тоже встал. Теперь они оба стояли, почти одинакового роста, в слишком тесной для них комнате с низким потолком.
— Вы любите Мадо? — Бассо горько усмехнулся.
— Неужели вы ничего не поняли, вы ведь тоже мужчина! Я знаю ее лет шесть или семь, если не больше. Никогда не обращал на нее внимания. И вот, год тому назад, сам не знаю, что вдруг на меня нашло. Праздник был, вроде того, на котором вы присутствовали. Пили, танцевали. Случилось так, что я поцеловал ее. Потом в саду…
— И что дальше?
Он устало пожал плечами.
— Она приняла это всерьез. Стала клясться, что всегда меня любила, что не сможет жить без меня. Я не святой. Я сам начал, признаю. Но я не собирался заводить подобную связь, а тем более компрометировать мою семью.
— Уже год, как вы встречаетесь с ней в Париже два-три раза в неделю.
