Филипп Думенк - Расследование смерти мадам Бовари
Полнейшая скука. Вот уже несколько дней как он перестал посылать Делевуа в Руан свои отчеты. От Делевуа не было никаких вестей, время шло. Забыли, что ли, о нем?
Его пребывание в Ионвиле не на шутку затянулось. Реми был совсем один и уже начинал сходить с ума — ему являлись глупые видения. Он устал и разочаровался. Какая разница, были книги господина Омэ в порядке или велись из рук вон плохо? Какая разница, обнаружил он следы на снегу или нет? Имело ли значение, угасла или нет страсть господина Родольфа? Что за важность, было ли томление господина Леона романтическим или классическим? Он должен себе признаться, что мечтает покинуть Ионвиль и забыть об этом деле.
3
Из апатии Реми вывело письмо дʼЭрвиля.
ПРЕФЕКТУРА РУАНА,
Служба судебной медицины.
Доктор Ж. дʼЭрвиль, судебный эксперт.
Господину инспектору Реми X.
Ионвиль-лʼАббэи, гостиница «Золотой лев», дилижансом, под поручительство г-на Ивера.
(КОНФИДЕНЦИАЛЬНО)
Руан, 5 апреля 1846 года.
Дорогой Реми,
Как ты просил, я исследовал флакон Омэ, который мне передал Делевуа, и обнаружил кое-что интересное! Завтра я пришлю тебе официальный отчет. Хотя содержимое флакона действительно весит сто граммов, как и указано на этикетке, анализ показал, что это не чистый мышьяк, а однородная смесь двух внешне схожих веществ, точнее:
— мышьяка, или мышьяковой кислоты, в количестве семидесяти граммов;
— обычного измельченного сахара в количестве тридцати граммов.
Да, в запасе нашего друга Омэ не хватает тридцати граммов (дʼЭрвиль трижды подчеркнул «не хватает»). Сахар был перемешан с мышьяком так тщательно, что на глаз определить подмену не представлялось возможным.
Я от души смеялся над твоим описанием методики определения мышьяка, приписываемой Маршу, которую демонстрировал тебе наш ионвильский ученый муж. В данном случае она совершенно бесполезна, поскольку позволяет выявить лишь наличие в смеси мышьяка!
Еще одна интересная подробность: образец мышьяка из желудка потерпевшей — который я получил при вскрытии, а также обнаружил в тазу с рвотными массами, — является чистым на сто процентов и совершенно аналогичен тому, что находился во флаконе до разбавления сахаром. Следовательно, отравление вызвала, вероятно, не смесь, а чистый мышьяк, находящийся во флаконе ранее. Количество также совпадает: в моем отчете я указывал, что она приняла около тридцати граммов чистого мышьяка в виде порошка.
Не знаю, что ты будешь теперь делать с этими новостями. Во всяком случае, высокое самомнение нашего дорогого Омэ должно несколько опуститься. Я не говорил об этом Делевуа, поскольку не знаю, что с ним происходит. У него неприятности? Обижен ли он, что его отстранили от расследования? Получил ли он приказ от своего начальства? Он меня избегает и, кажется, не хочет заниматься этим делом. Я пытался с ним поговорить, но он вел себя так, словно ни тебя, ни Ионвиля, ни жены Бовари никогда не существовало. Буду держать тебя в курсе новостей, если они у меня появятся.
До скорого!
Твой верный друг Ж. ДʼЭРВИЛЬV
1
Итак, снова Омэ…
Реми раздумывал о том, что надо сделать. Затем, рывком убрав свои ноги в сапогах со стола, вызвал Ипполита и отправил его за аптекарем. Некоторое время спустя появился запыхавшийся аптекарь, одетый в нелепое широкое черное пальто, доходящее ему до пят, из швов которого торчали нитки. Он смирно предстал перед ним, не понимая, по какой причине его вызвали.
— Извините меня за такой внешний вид, инспектор, — сказал он. — Я примерял пальто, которое надевал на церемонию. Оно не очень хорошо сидит, и моя жена собиралась его ушить.
— На какую церемонию?
— Ну как же, на похороны Эммы.
— Господин Омэ, — строгим тоном проговорил Реми, — вы помните о флаконе, который я взял у вас на днях, чтобы сделать его анализ в Руане? Я получил ответ. С вашим флаконом возникли некоторые проблемы.
— Ах, вот как! Какие же?
— Вы утверждали, что там сто граммов чистого мышьяка?
— Да.
— Проведенная в Руане экспертиза показала, что во флаконе только семьдесят граммов. Не хватает тридцати. А это как раз то количество мышьяка, которое приняла мадам Бовари.
— Невозможно!.. Когда я вам показывал флакон, он был полон доверху. Вы же сами в этом убедились!
— Тридцать граммов заменили другим веществом.
— Вы шутите! Каким еще веществом?!
— По вашему мнению, что можно примешать к мышьяку, чтобы этого не было видно?
— Я вам уже говорил: практически любой однородный белый порошок — гуммиарабик, кокосовый порошок медицинскую известь, размолотый сахар, муку… Да все, что хотите!
— Сахар?
— Да, если он тщательно измельчен.
— Вот как раз сахарная пудра и была добавлена во флакон.
Казалось, аптекаря ничем нельзя было взять. Он хитро прищурил глаза.
— В самом деле? Какое совпадение! Не говорилось ли в статье в «Руанском маяке» о бытовом несчастном случае, который мог произойти во время приготовления ванильного крема?
— Не шутите, господин Омэ! Вы прекрасно знаете, кто написал статью для «Маяка».
— Разумеется, знаю — это я. Но разве такая версия не может оказаться правдивой? Я являюсь официальным корреспондентом большинства ионвильских газет и имею значительный вес в департаменте, о чем вы, возможно, и не догадываетесь.
— Догадываюсь. Тем не менее, прошу вас объяснить наличие сахара в вашем мышьяке.
— Но как я могу знать! Совершенно ничего не понимаю!
— Кто, кроме вас, имеет доступ к шкафу с ядами? Ваш провизор Жюстен?
— Никто. Шкаф заперт на ключ, а ключ всегда пристегнут к цепочке от часов на моем жилете.
— Всегда?
— Да.
— Стало быть, вы единственный, кто имеет доступ к мышьяку?
— Да, если хотите. Я могу вам гарантировать, что не давал никому ключ! — Вдруг аптекарь хлопнул себя по лбу. — Постойте! — и прежде чем Реми успел его удержать, Омэ вылетел из комнаты.
Окно гостиницы было с толстым стеклом. Через него, как в кривом зеркале, Реми увидел расплывчатый черный силуэт аптекаря, пересекающего обледенелую улицу и поскальзывающегося, словно новичок на коньках. Омэ направлялся в аптеку.
